Шпион, которого я убила

— Голый мужик! — шепчет она. — Наверное, единственный здесь голый мужик, и ты с ним перемигиваешься, да?

На сцене Хосе зарезал Кармен, и она теперь умирает.

— Мне срочно нужно уйти, — шепчет Ева, поднимаясь. — Жди меня на улице в машине.

— Ка-а-анечно, срочно, я понимаю! Ева выбегает в коридор, следуя указателям на стене, поднимается в бельэтаж, потом — выше, на балкон.

Восторженный зал уже хлопает, когда она пытает дежурную у дверей, как ей попасть в будку осветителя, а дежурная после долгих поисков очков медленно читает надписи в удостоверении и, все еще сомневаясь, неуверенно показывает на лестницу вниз, объясняет, что в осветительскую можно попасть только изнутри, из галереи за кулисами. Чертыхаясь, Ева спускается вниз, пробирается за кулисы сцены, там стоит страшный гвалт, потная Кармен перед выходом на поклон обтирается мокрым полотенцем, пока ее обмахивают огромным веером. Ева находит глазами Надежду и просит показать, как подняться в осветительскую будку.

— Слева!.. Нет, справа, если из зала, то справа! — путано объясняет она.

Задумчивая Надежда ведет Еву на галерею, потом они проходят винтовую лестницу, потом еще одну. В сумраке закулисья Еве вдруг становится все равно, кто смотрел на нее из будки голый, осветитель или спрятавшийся там брюнет. Ей кажется, что время остановилось, что они заблудились в переходах старого здания навсегда и время, застыв, водит их по кругу. Вот эту щербинку на металлическом ограждении она уже видела, она почувствовала ее рукой — странная выбоина, словно след от влепившейся пули. И эти две кривые ступеньки тоже уже были.

— Мы заблудились? — спросила она, задержав Наденьку рукой.

— Ну что ты, как я могу заблудиться… Хотя да. Сначала заблудились.

Вот сюда, и еще один поворот. Пришли!

— Я же просила правую осветительскую, — Ева устало оглядывает небольшое помещение. Пожилой мужчина в синей рабочей куртке вынимает фильтры из потушенных ламп. — Вон ту, — она показывает на противоположную сторону.

В той осветительской уже темно. Кто-то невидимый задергивает изнутри шторки.

— Значит, я не поняла, — вздыхает с облегчением Надежда. — Заблудились!

— Это ты — заблудилась? — оборачивается осветитель. — Да она все переходы в театре знает, как линии на своей ладони, — улыбается он Еве. — Что это такие красавицы пришли сегодня к старику? Надежда наша все больше у Марата сидит, — он кивает в будку напротив.

Внизу пустеет партер.

Через двадцать минут от центрального подъезда театра отъезжают последние машины. Надежда стоит у дверей на сильном ветру и смотрит через почти пустую площадь на двоих мужчин у новых «Жигулей». Худой и длинноносый, с которым они так хорошо поняли друг друга последний раз при обыске в кабинете помрежа, запахивается в пальто и машет рукой. Его напарник идет медленно… медленно идет… идет к дверям.

— Ступай к машине, — слышит Надежда сзади и вздрагивает от голоса помрежа, потому что голос этот сейчас отдает напряжением и непререкаемостью. — Садись и жди меня.

Надежда не двигается, тогда Михал Петрович выходит вперед, готовый заслонить ее собой. Но агент разведки, широко улыбнувшись, отстраняет его, потом досадливо — Надежду. Он протягивает руку совершенно незнакомой женщине.

Женщина отшатывается, как если бы ей подсунули змею. Агент силой берет руку в перчатке, укладывает на свою, согнутую в локте и прижимает к телу свернувшийся маленький кулак.

— Ну что вы, ей-богу, Маргарита Францевна. Что вы так испугались?

Думали — не найдем вас? Прошу. Вот тут осторожно, ступеньки!

Надежда бредет к машине помрежа. Помреж сосет валидол. Агенты усаживают грустную Маргариту в «Жигули». За двумя отъехавшими друг за другом машинами гонится некоторое время ветер — то ли рыжим псом, то ли сбившимися в кучу листьями.

11. Дочь мясника

— Ну что, Марго, — спрашивает худой, остановив машину в ближайшем темном дворе, — поговорим?

— Я не знаю, что вам нужно, и разговаривать не буду.

— Будешь, Марго, — ласково произносит его напарник. — Ты же у нас девочка нервная, крови не любишь. — Он проводит рукой по блестящему меху короткой шубки. Марго отодвигается. — Шантаж, Марго, — дело грязное, а ты у нас такая чистенькая, сытая, так хорошо пахнешь. Что же с тобой случилось?

— Ничего. У меня все в порядке. Отвезите меня домой.

— Ну что ты, как можно? Мы же еще не поговорили.

— Я просто хотела помочь, извините, я не должна была звонить, — скороговоркой бормочет Маргарита, наблюдая застывшим взглядом, как рядом с нею мужчина играет ножичком с выкидным лезвием.

— Помочь, да? За две тысячи баксов? Знаешь, кто ты, крошка?

— Я ясновидящая, — шепчет Марго.

— Ты самоубийца, — улыбается худой, развернувшись к ней с переднего сиденья. — Мы прогнали по тебе все, что нашли в архивах. И знаешь, что мы с напарником думаем на эту тему?

— Знаю, — шепчет Марго.

— Действительно, ты же все знаешь. Ну-ка скажи, чтобы мы не сомневались в твоих способностях.