Шпион под подозрением. Спасские ворота

— Странно: мы с вами видимся впервые, но я почему-то чувствую, что вы хотите сказать мне что-то важное.

Анастасия улыбнулась.

— Я пришла попросить вас помочь мне в одном деле… И еще, может быть, понадобится ваш совет…

— Боюсь, из меня плохой советчик: отстал от жизни.

— Вы хорошо знаете русский характер… Он ведь не изменился, правда?

— Трудно сказать. Теперешние студенты гораздо свободнее своих предшественников. Они говорят то, что думают. Сегодня утром, например, один восемнадцатилетний юноша произносил здесь такие речи, за которые тридцать лет назад расстреливали. — Карпов развел руками. — Если бы вы знали, милая барышня, сколько людей погибло ни за что ни про что! Многих я еще помню. Иногда так и вижу их перед собой, даже слышу голоса. Разные люди: и настоящие бунтари, которые боролись до конца, и сломленные, опустошенные, те, у кого задолго до казни убили душу… Я подчас не верю себе: неужели я живу в той же самой стране, на той же планете? Откуда вдруг столько жестокости? — Глубокая печаль отразилась на его лице. Потом он снова улыбнулся: — Не знаю, почему я об этом вспомнил…

— Наверное, потому что это было совсем недавно.

— Наверное…

Он поднял на нее ясные, умные глаза. Выдержать его взгляд было нелегко.

— Я работаю в МИДе… — Анастасия замялась. — Но пришла к вам не по делам службы… Недавно я познакомилась с одним человеком, американским дипломатом, который учился здесь в конце пятидесятых. Возможно даже, слушал ваши лекции. Это может оказаться важным.

— Как его фамилия?

— Рассерт.

Карпов задумался. Из-за двери донесся голос секретарши, которая кого-то распекала.

— Рассерт… — прошептал Карпов. — Нет, не припоминаю. Но я многое позабыл. Подождите-ка, сейчас посмотрю в своих старых записях… Ах да, они же не здесь, а в архиве за пятьдесят девятый год! Тогда у нас было особенно много иностранных студентов…

В дверь постучали, и в проеме показалась голова девушки.

— Извините, Игорь Викторович, я пришла пораньше. Мне потом надо будет к врачу…

— Ну что ж, к врачу опаздывать нельзя!

Анастасия встала. Поднялся с места и Карпов.

— Почему бы вам не зайти завтра?

— А можно?

Его лицо осветилось улыбкой.

— Настоятельно вас прошу!

Он поклонился и пожал ей руку с такой теплотой, словно она была последним живым существом, которое встретилось на его пути.

— Да, а насчет совета…

— Завтра, — сказала она. — Завтра.

29

Вернувшись на базу и вдохнув чистый арктический воздух, командир сразу почувствовал себя лучше после Москвы, ее зловонного лета, дешевых духов и запаха пота, пустой болтовни и фальшивых улыбок.

Но самое главное, он наконец один. Она больше не вернется. Странно: он не мог припомнить ни одной счастливой минуты с женой — хотя были же они, наверное! — лишь постоянные придирки, нытье и скандалы. Создать нормальную семью им так и не удалось, прожили много лет, убивая друг в друге всякую радость и надежду на лучшее, не желая смириться с тем, что супруг или супруга не обладают требуемыми качествами. В конце концов оба поняли, что война завершилась. Завершилась поражением обеих сторон.

Впрочем, сейчас командиру было недосуг горевать о распавшемся браке. Днем прилетит интендантша из Мурманска, и потому все утро он посвятил уборке квартиры. На этот раз им не придется запираться в кабинете, отключать телефон, торопиться… И в их распоряжении будет сравнительно приличная кровать.

В Москве он купил шоколад, бутылку крымского шампанского и — на толкучке недалеко от здания Генштаба, чтобы сэкономить время — ожерелье из бирюзы. Пожалуй, можно рассчитывать на благодарную улыбку. «Может, даже удастся добиться, чтобы ее перевели сюда, — подумал он. — Нет, стоп!.. Не надо торопить события. Она всего лишь тело, которое не дает уснуть по ночам. Не стоит относиться к этому так серьезно».

Он усмехнулся и вышел из кабинета. Было уже два часа, а солнце оставалось каким-то размытым, бледным. В Арктике даже летом не бывает настоящего дня. Скоро опять наступит холод, который на семь месяцев загонит их в помещение, к экранам радаров.

«И все-таки я поступил правильно», — сказал он себе, вспомнив странный взгляд своего друга из Генштаба. Таким взглядом обычно смотрят на сумасшедших.

На подходе к командному пункту полковник обернулся на взлетно-посадочную полосу: сквозь вой ветра послышался гул реактивных двигателей. Странно. В ближайшее время на базе никого не ждали. Командир напряженно всматривался в даль, но так ничего и не увидел.

А вдруг и правда: дела в Москве плохи и власть генсека висит на волоске?

Командир наморщил лоб. Само собой разумеется, ему всю жизнь внушали, что руководители партии и правительства подобны богам; в каком-то смысле так оно и было. Их видели лишь издали, раза два в год, когда они помахивали рукой с трибуны мавзолея… Как сказал его друг? Пора возвратиться к добрым старым методам, восстановить дисциплину…

На командном пункте десять офицеров горбились перед экранами радаров и компьютеров. Лиц их было не различить: в помещении царил почти кромешный мрак. Заметив фигуру старшего диспетчера, командир подошел к нему.

— Все в порядке?