На этот раз Елена тоже не собиралась задерживаться в столице. Тем более, что ее неприятно поразила реакция гостей: когда она вошла, разговоры прекратились, и все бросились к ней и ее родственникам засвидетельствовать свое почтение. Она заметила, что Михаил, стоявший в другом конце комнаты, казалось, вот-вот заплачет.
Однако Елена не решилась подойти к сыну и прижать его к сердцу, хотя всем существом рвалась к нему. Охваченная внезапным смущением, она неловко стояла среди гостей, пока он, раскрыв объятия, шел к ней, не глядя на симпатичную молодую женщину с копной рыжих волос, которая изо всех сил старалась привлечь его внимание.
Порученец перебирал в уме пункт за пунктом, что еще осталось сделать. Почти все уже упаковано. Из личных вещей еще нужно взять одежду на смену да самое ценное из семейного архива.
Он переложил стопку бумаг и фотографий из картонного ящика в маленький кожаный портфель и защелкнул замок. О
Прочее зависит от Виталия. Парень хорошо запомнил инструкции, умеет действовать грамотно, знает пароли и пути отступления в случае срыва операции.
Разумеется, они оба прекрасно понимали, чем грозит провал. Неделю назад, в битком набитом кафе на Арбате Порученец спокойно и деловито объяснил племяннику суть и возможные последствия того, что они собирались предпринять. Сказал, что затеяли они нечто беспрецедентное. Эта операция вряд ли придется по вкусу Западу, но любимому их Союзу Советских Социалистических Республик пойдет на пользу. Так, возможно, удастся сохранить единство страны, раздираемой на части противоборствующими фракциями.
Виталий невозмутимо слушал, глядя на него поверх чашки кофе. Невозмутимо — ибо как можно вообразить конец света? Невозмутимо — потому что слишком чудовищным казался возможный провал. Рассудок отказывался вообразить последствия срыва и не в силах был охватить весь масштаб предприятия.
Некоторое время они молча сидели у окна кафе, глядя на русское лето. Итак, первая коммунистическая страна в мире на пути к тому, чтобы стать последней, думал Порученец. Восточная Европа уже возвратилась к прежнему, некогда искусственно прерванному курсу. У нее свой путь. Коммунизм не для них. И вообще, трудно представить, что их можно объединить в рамках какой-то единой системы. Михаил всегда мечтал о федерации государств всего континента, государств разоруженных — и потому вольных настаивать на своем и спорить до посинения. Но это, похоже, дело очень, очень далекого будущего. К тому же русские сильно отличаются от европейцев, они, как и прежде, нуждаются в сильной руке. Нет, не в той диктатуре, которая была в прошлом — беспощадной и никому не подотчетной, — а в честном и умном руководстве, способном принимать решения, не связанном мелочными ограничениями и не устраивающем референдумы всякий раз, когда какому-нибудь министру надо выйти в туалет.
Стараясь на время выбросить все это из головы. Порученец пошел на кухню и поставил на плиту чайник. Что бы ни происходило, какие бы потрясения на тебя не обрушивались, проза жизни берет свое. Так и коротаешь свой век. Он заварил чай и перешел в комнату. Из ванной доносилось гудение электрогенератора, время от времени слышались поскрипывания, глухие стуки и шорохи, какие бывают в скверно построенном и пустующем здании. Эти звуки Порученец чутко улавливал. Не слышал он только слабый щелчок, когда открылась входная дверь и в темный коридор, по-звериному крадясь и пригибаясь, проник фотограф.
Перечитав письмо, Дэвид Рассерт положил его на письменный стол, с которого предварительно убрал книги и бумаги. Такерман сначала сочтет послание шуткой, но пустая квартира быстро убедит его в необходимости действовать, если он дорожит своей карьерой.
Этого дня Рассерт ждал много лет. Не то, чтобы он знал заранее, как все произойдет; скорее, причиной было желание вновь увидеть друга, вновь почувствовать силу его незаурядного интеллекта, интуиции и вдохновения.
Он часто задавал себе вопрос, откуда в этой закосневшей системе мог появиться столь необычайно живой ум. Впрочем, опытным старателям иногда удается найти самородок даже в вязком речном иле. Наверное, Михаил и был таким самородком. Одним из тех встречающихся в каждом поколении гениев, которым удается осуществить свое предназначение.
По привычке Рассерт еще раз обошел квартиру. Само собой разумеется, через несколько часов здесь перевернут все вверх дном, проклиная его последними словами, совершенно незаслуженно обзывая предателем, подонком из подонков. Он для них — неприметный маленький шпион, который долго таился в подполье и теперь, наконец, сделал свое грязное дело и убрался восвояси.