Стоя в дверях, Криченков с серьезным видом говорил что-то сотруднику госбезопасности. Оба время от времени поглядывали в ее сторону. Какие инструкции давал Криченков? Неужели он больше не боится навлечь на себя неудовольствие шефа? Неужели дела в Кремле так плохи, что генеральный секретарь уже ни на кого не может положиться?
Пока Анастасия задавалась этими вопросами, среди гостей появился человек в белом халате. Значит, она права: ей собираются устроить «несчастный случай»! Человек в белом халате, Криченков и сотрудник госбезопасности двинулись вперед. Анастасия устремилась в сторону передней, толкнув по дороге официантку и едва не врезавшись в рояль. До нее донесся приглушенный крик. Не оглядываясь, она вбежала в комнату и захлопнула за собой дверь. Потом инстинктивно нащупала ключ и дважды повернула его в замке. Какой-то мужчина, опиравшийся о письменный стол, обернулся. Из-за слабого освещения она не сразу его узнала. Ах да, конечно! Эдуард, брат генсека, широко улыбался — заинтригованный, удивленный, но готовый принять участие в этой новой для него игре.
— Вы всегда запираете за собой дверь? — спросил он.
Только теперь Анастасия огляделась и поняла, что они с Эдуардом оказались запертыми в самом сердце Кремля и что события приобретают куда более серьезный и непредсказуемый оборот.
— Встаньте, пожалуйста, руки в карманы!
Фотограф сказал это так естественно и просто, словно сидел за стойкой бара и попросил налить пива. Порученец отказывался верить, что можно войти в квартиру так тихо и незаметно. Казалось, этот человек материализовался из воздуха. Видя, что Порученец не в силах пошевелиться от изумления, фотограф осторожно, почти деликатно, приставил пистолет ему к спине между лопатками, недвусмысленно давая понять, что нужно подчиняться его приказам. Поднявшись со стула, Порученец увидел молодое, но совершенно бесстрастное, как у хирурга, лицо, и мысли вихрем закружились у него в голове.
— Пожалуйста, сходите в ванную и выключите генератор! — тихо приказал фотограф.
Порученец направился в ванную, чувствуя у себя за спиной незримое присутствие молодого незнакомца. Чтобы выключить генератор, пришлось стать на колени. Как только он щелкнул выключателем, свет в квартире погас.
— Теперь назад, на кухню!
Порученец подавил в себе желание броситься на незваного гостя. Он вдруг осознал, что тот отошел от него на несколько шагов. Профессионал: свободно ориентируется при слабом, струящемся из окон лунном свете; видно, успел провести предварительную рекогносцировку.
Они сели за кухонный стол.
— Я не надолго, — извиняющимся тоном сказал фотограф.
— У вас дела? У меня тоже!
— Ваши дела представляют опасность…
Порученец подался вперед.
— Для кого?
— Для страны.
— Так вам велели мне передать?
Фотограф чуточку помолчал.
— Мне никто не поручал разговаривать с вами. Никто. Но это неважно…
Он глядел в окно. Порученец различил его четко очерченный подбородок.
Отставной офицер элитных войск, наверняка отличный специалист. Советские войска состояли не сплошь из монголоидных призывников, которые только и умели, что рыть канавы да мочиться под себя. Россия годами вела небольшие грязные войны, используя разные страны в качестве полигонов, и цвет армии оттачивал за рубежом свое искусство.
— Вы хотите что-то сказать? — спросил фотограф, опустив пистолет.
— Вам? Нет, ничего.
— Или кому-нибудь что-нибудь передать?
Только сейчас Порученец начал приводить мысли в порядок. Незнакомец словно собирался убаюкать его своим спокойным, ровным голосом, загипнотизировать, усыпить бдительность, лишить происходящее драматизма. Убийца вел себя как священник. Сидя на кухне в матовом лунном свете, создающем причудливую игру теней, Порученец подумал, что лучше умереть без лишнего шума. Лучше для успеха операции. Виталий знает, что нужно делать. Если сигнала отмены не будет, он прямиком отправится на военный аэродром. А там уже все просто — отчитываться ни перед кем не надо. Главное начнется позднее и в другом месте.
— Вы ни о чем не хотите меня спросить? — Фотограф, похоже, был настроен продолжать разговор.
— Я уже давно живу на свете и видел много людей, вроде вас, — ответил Порученец. — Их мне тоже не о чем было спрашивать. И не о чем с ними говорить. — Он глубоко вздохнул. — Хотя одно я вам все-таки скажу: мне очень жаль. Не себя. Жаль, что одни люди думают и создают, а другие только исполняют, служат орудием в чужих руках. Такие готовы на все ради хорошей жратвы, квартиры или модной одежды.
Фотограф молчал.
— Если жизнь чему-то и учит, так это пониманию того, что всему есть предел, — продолжал Порученец. — Предел тому, что может сделать цивилизованный человек…
«Говори, говори, это нужно», — подумал он, сам не понимая причину этой необходимости.
— …Каждый способен на дикость. На обман, на убийство… Это в каждом запрятано. И каждый выбирает сам, дать ли волю инстинктам. Вот главное…
— Вы хотите умереть?
Голос у фотографа был по-прежнему спокойный, но сказанное резко оборвало мысль Порученца. Он умолк, выбитый из колеи. Руки у него задрожали.