Шпион под подозрением. Спасские ворота

И только тут Афанасьева охватил страх. Где он сделал ошибку?

Генеральный секретарь бросил авторучку.

— Вам известно, что в этой комнате однажды жил Наполеон?

— Я…. Я не знал… — растерялся Афанасьев.

— Да, жил в 1812 году. Он провел здесь последнюю ночь перед бегством из Москвы. А наутро приказал взорвать Кремль. К счастью, русские солдаты помешали французам выполнить приказ императора. Наполеон был последним узурпатором, которого видели эти стены… до сегодняшней ночи, верно?

Хозяин кабинета вопросительно поднял брови, наблюдая за реакцией Афанасьева.

— Простите, товарищ генеральный секретарь, но я не совсем понял, чего вы от меня хотите.

— Я хочу, чтобы вы согласились занять один пост, мой друг, и больше ничего. Только ответить «да» или «нет» надо сразу.

Афанасьев вынул платок и промокнул лоб.

— Все очень просто. — Генсек откинулся в кресле. («Как змея перед броском», — подумал Афанасьев). — Я предлагаю вам должность Президента Союза Советских Социалистических Республик. Через несколько дней она освободится. Хотите занять ее?

Афанасьев сглотнул и незаметно вытер о брюки вспотевшие ладони. Что здесь происходит?

— Это большая честь, но я не уверен, что подхожу. Кроме того, я…

— Соглашайтесь, — перебил его собеседник. — Соглашайтесь. — Он наклонился к столу, в упор глядя на Афанасьева. — Потому что, если вы откажетесь, я буду вынужден отдать вас под суд как государственного преступника и расстрелять.

На мгновенье в кабинете воцарилась тишина.

— Я протестую, товарищ генеральный секретарь.

— Не надо. Если мне захочется посмотреть комедию, я лучше схожу в театр. Давайте говорить по существу. Конечно, в дворники вы не годитесь, но еще меньше подходите на пост президента. Однако вы можете его заслужить, если, не выходя отсюда, напишите имена всех, кого вовлекли в свой жалкий заговор. Всех без исключения, вы меня хорошо поняли?

Афанасьев тяжело дышал. Он видел, что кругом потерпел поражение, но генерал слишком долго варился в котле советской политики, чтобы просто так сдаться этому выскочке. К тому же, у него оставался один козырь.

— Допустим, что вы правы, товарищ генеральный секретарь, и я действительно хотел выступить против вашего политического курса — из высших государственных интересов, разумеется. Но какие у меня есть гарантии, что вы исполните ваше обещание?

Генсек вынул из ящика стола кассету и вложил ее в магнитофон. В полутемной комнате раздались голоса Афанасьева и Калягина, затем послышался громкий смех Афанасьева.

— Вот видите, — сказал ему собеседник. — Я бы мог вообще не утруждать себя беседой с вами, а ваши кости уже гнили бы в помойной яме.

21 декабря

В гостиной своей кремлевской квартиры генеральный секретарь застал ожидавшую его жену. За раздвинутыми портьерами небо уже предрассветно порозовело. День обещал быть великолепным. Что может быть прекраснее настоящей русской зимы?

— Неужели его действительно надо делать президентом? — ревниво спросила жена.

Он сел.

— Слишком их много, тех, кто стоит за ним. Старая гвардия Брежнева и Черненко. Если не бросить им кость сегодня, то завтра они разорвут меня на куски. Голодных псов лучше не дразнить. К тому же теперь я знаю их всех по именам. И это им известно.

— Тебя не удивил этот новенький, Калягин?

— Меня удивило только, насколько глубоко он успел увязнуть в этой грязи. — Секретарь отвернулся к окну. — Понимаешь, все эти заговоры, контрзаговоры — дело обычное. Брежнев мне однажды жаловался, что Андропов ему звонит чуть ли не каждый день и предупреждает о готовящихся переворотах. — Он потер глаза и снова повернулся к жене. — Старики пусть остаются на своих местах, а Калягина надо убрать, причем с треском. Чтобы другим неповадно было.

— Скажи, а что бы ты делал, если бы у них получилось на этот раз? Если бы во главе стоял не этот дуб Афанасьев, а кто-то поумнее? Ты ушел бы в отставку?

Он спокойно взглянул на жену.

— Я бы застрелился.

По дороге домой Афанасьев готовил оправдательную речь перед женой. Ах, если бы она и в самом деле была той пустоголовой красоткой, за которую он ее поначалу принял. Ан нет, она ничуть не походила на свою матушку. Она сразу все поймет. Да и что особенного тут понимать?

Из Политбюро его разжаловали в президенты, назначили Главным Конферансье Советского Союза. Теперь он будет разрезать алые ленточки, встречать в аэропорту делегации, предлагать поднять бокалы за… Для политика — это конец. И она это прекрасно понимает.

Может, лучше признаться после завтрака? «Дорогая, у меня есть для тебя приятный сюрприз». Пожалуй, он так и сделает. Но тогда она удивится, почему он сразу промолчал. Нет, увиливать бесполезно.

В окно автомобиля Афанасьев глядел на первых, еще редких прохожих. Забавная штука, вот им можно врать прямо в лицо. Даже не «можно», а нужно. Они настолько к этому привыкли, что не захотят слушать правду. Не желают вникать в тонкости, пусть за них думает партия.

Афанасьев поплотнее закутался в пальто.

— Что-то озяб я, — пробормотал он, и шофер передвинул рычажок отопления на приборной доске.