В тот же день Каролина получила телеграмму от своей тети в Германии, которая тяжело заболела и захотела немедленно увидеть племянницу у своего ложа. В тот же вечер Каролина с ребенком вылетела из Каира, а на следующей день я получил сообщение: «Спасибо за предупреждение по поводу Болтер. Меры приняты».
Спустя несколько дней после инцидента с Каролиной ко мне заехал Фуад. Его интересовало, сумел ли я узнать что-нибудь о немецких электронщиках. Он также стал расспрашивать меня о Кнупфере, что с учетом последних событий меня насторожило.
— Я не забыл твою просьбу, хабиби[8]
, — встретил я его. — Я в последнее время довольно часто встречался с авиационными специалистами, в том числе и с Кнупфером. Что тебя интересует о Карле? Его технический уровень?— О, в этом мы абсолютно уверены. Он первоклассный специалист. Но мы о нем ничего не знаем, нам неизвестно о его настроениях, интересах.
— Он довольно скрытный и застенчивый человек. Строг с подчиненными и почти не поддерживает с ними контактов вне службы. И он никогда не говорит о своей работе с посторонними.
Это была истинная правда, но я умолчал о том, что жена Кнупфера компенсировала замкнутость своего мужа и снабжала меня подробной информацией обо всем, чем занимался ее муж, как это было, например, в отношении Траума и Эберхарда. Если она начинала говорить, ничто уже не могло ее остановить.
— Это хорошо, — заметил Фуад. — А что он думает в отношении нашего режима?
— Откровенно говоря, Фуад, режим ему не очень нравится. Пока от него можно слышать только критику, но дай время, он исправится.
Тут, признаться, я слукавил. Кнупфер мог быть превосходным инженером, но он был абсолютно аполитичен. Он хорошо зарабатывал, жил в относительной роскоши, да еще мог копить деньги. Больше его ничего не интересовало, и у него не было никаких претензий к Объединенной Арабской Республике, которая так хорошо ему платила. Но у меня имелись свои соображения, когда я рассказывал Фуаду то, что должно было вызвать его подозрения. Зная египтян, я мог быть уверен в том, что с настоящего момента в работе Кнупфера появятся известные проблемы и препятствия. За ним будет установлено наблюдение, каждый его поступок и каждое высказывание будут вызывать подозрение. Я был уверен, что египтяне в конце концов доведут Кнупфера до такого состояния, что он не сможет эффективно работать. Мне было известно о том, как отдельные важные проекты срывались из-за отсутствия доверия между иностранными специалистами и египетскими властями.
Следующие две недели оказались крайне суматошными и утомительными. Помимо своих обычных занятий — наблюдения и сбора информации о положении в военной сфере — мне приходилось заниматься группой немецких коннезаводчиков, которая приехала в Египет.
Несколько месяцев назад по просьбе Германской ассоциации коневодства я взялся за организацию этой поездки. Египтяне пришли в восторг от этой идеи, которая обещала им расширение деловых связей с ФРГ. Германское консульство проявило в этом вопросе полную пассивность, зато египтяне вели себя весьма предупредительно. Была разработана обширная программа, которая предусматривала посещение государственных племенных хозяйств, разводивших арабских скакунов, показательные выступления конных спортсменов и полицейских подразделений, бесчисленные приемы и коктейли, на которых можно было встретить довольно высокопоставленных любителей верховой езды, и т. п. Мне пришлось выступать в роли менеджера, гида, переводчика и даже консультанта по местным сувенирам, что полностью занимало у меня все время. Египетские представители по достоинству оценили мои усилия и авторитет, которым я пользовался среди своих соотечественников, что в конечном счете способствовало укреплению моего прикрытия.
Едва уехала эта группа, как приехали родители Вальтрауд, которые захотели вместе с нами отметить ее день рождения. У меня были с ними прекрасные отношения, и я всегда делал все для того, чтобы их пребывание у нас оставило приятные воспоминания.