Шпион в шампанском. Превратности судьбы израильского Джеймса Бонда

Мне оставалось только ждать, хотя в этих условиях это было самое трудное. В камере стояла кромешная тьма, и я не мог даже почитать или написать очередное письмо Вальтрауд. В голову шли мысли о том, как война может отразиться на нашей личной судьбе. Возможность решительной победы Египта была слишком маловероятна, и ее можно было исключить. Однако нельзя было исключать затяжного противостояния, которое бы ничего в нашем положении не изменило. А если Израиль одержит победу? Тогда, может быть, удастся добиться и нашего освобождения. В это было трудно поверить, но надежда оставалась. А если война примет для египтян крайне неблагоприятный оборот, не решатся ли они на то, чтобы расстрелять всех политических заключенных?

В ту ночь мы слышали, как израильская авиация бомбила какие-то цели недалеко от тюрьмы, вероятно военные заводы в районе Хелуана. Мне эта канонада доставляла удовлетворение. Ведь некоторые из этих целей были выявлены мною. Я только надеялся на то, что ни одна из бомб по ошибке не свалится мне на голову. Бомбардировка продолжалась довольно долго — из окна я видел отблески взрывов. Примерно через полчаса у дверей моей камеры раздались шаги. Дверь отворилась, и на пороге возник подполковник Юсуф Тимраз в сопровождении пяти охранников.

— Мало ты принес нам вреда? — заорал он на меня. — Один из часовых доложил, что ты поджег газету и размахивал ею в окне, указывая цель израильским самолетам.

Я безуспешно пытался убедить его в том, что это была абсолютная чушь, что часовой, возможно, видел в моем окне отблески взрывов. Меня заковали в цепи и под охраной пяти человек отправили в карцер. На следующий день всех политических заключенных перевели в одиночки карцера.

Постепенно мы стали чувствовать, что война складывается для Египта неудачно — позже мы узнали, что она обернулась полной катастрофой. Однажды утром Абдул Рахман (25 лет за шпионаж в пользу ЦРУ) принес сенсационную новость об отставке Насера. Потом нам по радио удалось узнать, что Насер действительно объявил о своем намерении уйти в отставку. Для решения этого вопроса срочно созывалось заседание парламента. Диктор также сообщил, что американские бомбардировщики, поддерживающие ВВС Израиля, постоянно бомбардировали египетские позиции. Героические войска ОАР наносили империалистам и сионистам тяжелые потери. Было уничтожено несколько израильских дивизий, заняты города Хан-Юнус и Эль-Ариш. На некоторых боевых участках линия фронта по тактическим соображениям была несколько сокращена. Суэцкий канал был закрыт. ООН предложила прекращение огня. Советский Союз осудил израильскую агрессию и пригрозил непосредственным военным вмешательством на стороне ОАР. Предатели и сионистские агенты ведут пораженческую пропаганду и распространяют панические слухи, которым египетское население, естественно, не должно верить. Временные неудачи еще не означают поражения, и великая арабская нация в конце концов одержит победу.

— Что вы думаете об отставке Насера? — спросил я одного из политических, Мустафу Амина.

— Это блеф. Пока он только объявил о своем намерении уйти в отставку и предложил решить этот вопрос своим подпевалам в парламенте. Он просто хочет, чтобы они попросили его остаться на своем посту. Готов спорить на что угодно, что сейчас они организуют митинги под лозунгами: «Дорогой вождь, спаситель нации, ты нам нужен». Вы знаете, как это делается. Подвозятся несколько грузовиков крестьян и рабочих, которым дают по пять пиастров, и они бегают по улицам и кричат: «Да здравствует Гамаль Абдель Насер!» А потом он «уступит» воле народа.

Тогда мы еще не знали, что прогноз Мустафы в точности сбудется через несколько дней.

Снаружи донеслась команда «Смирно!» — признак того, что приближается офицер, может быть даже сам начальник тюрьмы. Охранники быстро растолкали нас по камерам. Через несколько минут ко мне в камеру вошел майор Камаль и закрыл за собой дверь. Этот небольшого роста человек нравился всем политическим заключенным за его неизменную вежливость и хорошие манеры. Он часто делал им некоторые поблажки и давал привилегии, не предусмотренные тюремными правилами. Можно было быть уверенным в том, что в нужный момент он останется глух и слеп. И цены у него были вполне умеренные.

— Как дела, уважаемый? — спросил он, садясь на мою кровать. — Я узнал, что вас посадили в одиночку. Какая глупость! Решил зайти посмотреть, как вы себя чувствуете.

Я спросил у него, есть ли какие-то новости.

— Новости такие противоречивые, что не знаешь, чему верить. Но все они плохие. Я хотел спросить вас, уважаемый, кое о чем. Ведь вы здесь военный эксперт.

— Я?

— Да. С вашим опытом службы в германской армии вы знаете о военных делах больше, чем все мы здесь. Ведь мы простые полицейские.

— Но я же ничего не знаю, кроме того, что передают в сводках новостей.

— Объясните мне, что такое «вторая линия обороны». Это ведь военный термин?