Шпион, вернувшийся с холода. Война в Зазеркалье. В одном немецком городке

— Глупости. Они, должно быть, потеряли меня и пошли за кем-то другим. Такое бывает.

— Возвращаясь к вопросу, заданному мной ранее: допускаете ли вы, что Джордж Смайли мог проявить интерес к вам после того, как вы покинули Цирк?

— О Господи! Конечно, нет!

— И он не мог уладить ваши дела, когда вы попали в тюрьму? Уплатить ваши долги? И не захотел повидаться с вами после вашего знакомства с Эшем?

— Нет. Я не понимаю, куда вы гнете, Карден, но в любом случае мой ответ — нет. Если бы вы когда-нибудь увидели Смайли, вы не задавали бы подобных вопросов. Мы с ним далеко не пара.

Карден, казалось, был вполне удовлетворен услышанным. Он улыбался, кивал головой, поправлял очки и листал лежащее перед ним досье.

— Да, кстати, — сказал он, словно только сейчас вспомнив нечто важное, — когда вы попросили кредит у бакалейщика, сколько у вас было денег?

— Ни гроша, — беспечно ответил Лимас. — Я уже неделю сидел на мели. А может быть, и дольше.

— А на что вы жили?

— Да так, перебивался кое-как. Я перед этим болел. Простуда какая-то. Неделю вообще ничего не ел. Возможно, поэтому так и психанул. Сдали нервы.

— Но ведь вам кое-что причиталось в библиотеке?

— Откуда вы знаете? — вспыхнул Лимас. — Вы что, были…

— Почему же вы не пошли получить их? Тогда не пришлось бы просить кредита. Не так ли, Лимас?

Лимас пожал плечами.

— Не помню почему. Кажется, библиотека в субботу утром закрыта.

— Понятно. Вы уверены, что в субботу утром библиотека была закрыта?

— Нет, не уверен. Просто мне так кажется.

— Вот именно. Благодарю вас. Это все, что мне хотелось выяснить.

Когда Лимас сел на место, дверь открылась и в зал вошла огромного роста уродливая женщина в сером мундире с нашивкой на рукаве. Следом за ней шла Лиз.

Глава 22 Председатель трибунала

Она медленно вошла в зал суда, глядя по сторонам широко раскрытыми глазами, похожая на разбуженного ребенка, попавшего в залитую светом комнату. Лимас успел забыть о том, как она молода. Заметив его между двумя охранниками, она остановилась.

— Алек!

Шедший рядом охранник положил руку ей на плечо и подтолкнул туда, где только что стоял Лимас. В зале было очень тихо.

— Как тебя зовут, детка? — быстро спросила председательница.

Лиз остановилась, опустив руки по швам и распрямив пальцы.

— Как тебя зовут? — уже громче повторила председательница.

— Элизабет Голд.

— Ты член британской коммунистической партии?

— Да.

— Сейчас гостишь в Лейпциге?

— Да.

— Когда ты вступила в партию?

— В тысяча девятьсот пятьдесят пятом. Нет, в пятьдесят четвертом. Кажется, так…

Ее отвлек шум в зале, грохот отодвигаемых стульев и голос Лимаса — страшный, угрожающий, истерический:

— Эй вы, ублюдки! Оставьте ее в покое!

Лиз в ужасе обернулась и увидела, что он вскочил с места, что лицо его залито кровью, а одежда в беспорядке. Она увидела, как охранник ударил его кулаком, так что он едва удержался на ногах. Потом они накинулись на него вдвоем и заломили назад руки. Голова его упала на грудь, затем дернулась в сторону от боли.

— Если он не успокоится, выведите его, — распорядилась председательница и, сурово кивнув Лимасу, добавила:

— Вам дадут слово позже, если пожелаете. А сейчас помолчите. — И, обернувшись к Лиз, резко сказала:

— Ты наверняка помнишь, когда вступила в партию.

Лиз ничего не ответила. Немного подождав, председательница пожала плечами и, пристально глядя не нее, спросила:

— Элизабет, тебе когда-нибудь объясняли, что партийные дела носят сугубо секретный характер?

Лиз кивнула.

— А тебе говорили, что никогда не следует пытаться узнать, какое именно место занимает тот или иной товарищ в организационной структуре партии?

— Да, конечно, — снова кивнула Лиз.

— Сегодня тебе придется пройти серьезную проверку в этом вопросе. Для тебя же лучше, гораздо лучше, что ты ничего не будешь знать. Ничего, — неожиданно подчеркнула она. — Тебе достаточно знать только одно: мы трое за этим столом являемся партийными работниками очень высокого ранга. Мы действуем по распоряжению нашего Президиума в интересах партии. Нам надо задать тебе несколько вопросов, и твои ответы имеют для нас большое значение. Отвечая на них честно и бесстрашно, ты поможешь делу социализма.

— Но кого здесь судят? — прошептала Лиз. — Что сделал Алек?

Председательница через ее голову взглянула на Мундта и сказала:

— Может быть, никого не судят. В том-то и дело. Может быть, только обвиняют. Для тебя не имеет значения, кого именно обвиняют. Твое незнание этого — гарантия беспристрастности твоих ответов.

На мгновение в маленьком зале воцарилась тишина, а потом Лиз спросила так тихо, что председательница, чтобы услышать, невольно наклонилась вперед.

— Это Алека судят? Алека Лимаса?

— Я тебе уже говорила: для тебя же лучше не знать ничего. Расскажешь правду — и тебя отпустят. Так будет разумнее всего.

Лиз, должно быть, снова прошептала что-то или сделала какой-то жест, потому что председательница вновь наклонилась к ней и настойчиво повторила: