Шпион, вернувшийся с холода. Война в Зазеркалье. В одном немецком городке

— Послушай, детка, ты хочешь вернуться домой? Делай, как я скажу, и ты вернешься. А иначе… — Она запнулась, а потом добавила чуть загадочно, указывая рукой на Кардена:

— Этот товарищ хочет задать тебе несколько вопросов. Совсем немного. А потом тебя отпустят. Но только говори правду.

Карден поднялся и улыбнулся доброй, благодушной улыбкой.

— Элизабет, — начал он, — Алек Лимас был твоим любовником?

Лиз кивнула.

— Вы познакомились в Бэйсуотере в библиотеке, где ты работаешь?

— Да.

— А до того вы никогда не встречались?

Лиз покачала головой.

— Мы познакомились в библиотеке.

— Элизабет, у тебя было много любовников?

Ее ответ заглушил яростный крик Лимаса:

— Карден! Ты свинья!

Лиз быстро обернулась и сказала:

— Не надо, Алек. Они тебя выведут.

— Да, — сухо подтвердила председательница, — выведем.

— Скажи-ка мне, — переменил тему Карден, — Лимас был коммунистом?

— Нет.

— А он знал, что ты коммунистка?

— Да, знал. Я ему сказала.

— А что сказал он, узнав об этом?

Лиз не понимала, врать ли ей или говорить правду, и это было самым мучительным. Вопросы сыпались с такой быстротой, что она не успевала их обдумать. А они слушали, следили, ждали ее слова или жеста, способного навредить Алеку. Она не могла врать, пока не поняла, что именно поставлено на карту, ведь она могла попасть впросак и погубить Алека, а то, что Алек в опасности, — в этом она уже не сомневалась.

— Так что же он сказал? — повторил Карден.

— Он рассмеялся. Ему было наплевать на такие вещи.

— И ты поверила, что ему наплевать?

— Разумеется.

И тут во второй раз заговорил более молодой член трибунала. Глаза его были полузакрыты:

— И ты считаешь это нормальной реакцией человека? То, что ему наплевать на диалектику и законы развития истории?

— Не знаю. Просто я ему поверила, вот и все.

— Это не важно, — сказал Карден. — Скажи, а он вообще-то был весельчаком? Довольным жизнью и прочее?

— Нет. Он редко смеялся.

— Но узнав, что ты член партии, он рассмеялся. Как ты думаешь, почему?

— Думаю, он презирает коммунистов.

— Презирает или ненавидит? — уточнил Карден.

— Не знаю, — жалобно ответила Лиз.

— А вообще, он способен был сильно чувствовать — любить? Ненавидеть?

— Нет, пожалуй, нет.

— Но он ударил бакалейщика. Почему же он так поступил?

Лиз вдруг перестала доверять Кардену, его ласковому голосу и лицу доброго волшебника.

— Не знаю.

— Но ты задумывалась над этим?

— Да.

— Ну, и к каким же выводам ты пришла?

— Ни к каким, — равнодушно сказала Лиз.

Карден поглядел на нее задумчиво и чуть разочарованно, так, словно она не выучила заданного урока.

— А знала ли ты, — задал он, вероятно, один из самых существенных вопросов, — что он собирается избить бакалейщика?

— Нет, — ответила Лиз, пожалуй чересчур поспешно, отчего после некоторой паузы улыбка на лице Кардена сменилась выражением явной озадаченности.

— Когда ты в последний раз видела Лимаса? — спросил он наконец. — Я имею в виду до сегодняшнего дня.

— Я не видела его с тех пор, как он попал в тюрьму.

— Ну, а когда же ты видела его в последний раз? — Голос Кардена был мягок, но настойчив.

Лиз было жутко стоять спиной к залу, ей хотелось обернуться, посмотреть на Лимаса, увидеть выражение его лица, найти в нем какую-нибудь подсказку. Ей стало страшно и за себя: все эти вопросы базировались на каких-то подозрениях и обвинениях, о которых она не имела ни малейшего представления. Они, конечно, понимают, что ей хочется помочь Алеку, понимают, что она боится. Но кто поможет ей? Почему никто не хочет помочь ей?

— Элизабет, когда ты в последний раз встречалась с Алеком Лимасом?

Опять этот голос! Как она ненавидела этот ласковый, бархатный голос!

— Вечером, перед тем как это случилось. Накануне его драки с бакалейщиком.

— Драки? Это была не драка, Элизабет. Бакалейщик не дал Лимасу сдачи, у него просто не было такой возможности. На редкость неспортивный прием! — засмеялся Карден, и было особенно страшно оттого, что никто в зале не подхватил его смеха. — Скажи, где вы встречались в последний раз?

— У него на квартире. Он тогда болел, не ходил на работу. Он лежал в постели, а я приходила и готовила ему еду.

— И покупала продукты?

— Да.

— Как это мило с твоей стороны. Должно быть, пришлось выложить кучу денег? — участливо спросил Карден. — Ты в состоянии была содержать его?

— Я вовсе не содержала его. Он давал мне деньги. Он…

— Ах, вот как? — резко сказал Карден. — Значит, у него были деньги?

«О Господи, — подумала Лиз, — Господи, что я наделала».

— Немного, — быстро сказала она, — совсем немного. Фунт-другой, не больше. Нет, больше у него не было. Он даже не мог оплатить счета — за электричество, за квартиру. Все это оплатили потом, когда он исчез. Оплатил его друг, а не он сам. За все заплатил его друг.

— Ну конечно, — сказал очень мягко Карден, — за все заплатил его друг. Специально пришел и заплатил по счетам. Старинный друг, из тех, верно, с кем он дружил до переезда в Бэйсуотер. А вы, Элизабет, когда-нибудь видели этого друга?

Лиз покачала головой.

— Понятно. А какие еще счета оплатил этот друг, не знаешь?

— Нет… не знаю.

— А почему ты запнулась?