Шпионская игра (ЛП)

  1957 год, а может быть, 58-й или 59-й. Хелен Крогер дома моет посуду. Кристин Киллер все еще учится в школе. Моя мама морщится в спальне за желтыми занавесками. Я сижу рядом с ней и смотрю. Я часто так делаю. Это одна из вещей, которыми я люблю заниматься. Туалетный столик - один из тех, что были в моде в то время, в форме почки, он покрыт той же желтой тканью, что и шторы, и со стеклянной столешницей, на которой разложены различные бутылки и банки, которые использует моя мама. и помады, расческу, ручное зеркало и коллекцию маленьких серебряных коробочек. Под стеклом отпечатано полдюжины фотографий меня и Питера в разном возрасте, а также пара фотографий всей семьи и отца, но ни одной из тех, что были сделаны до рождения Питера.

  Это происходит каждое утро, одно и то же, только оттенок помады может немного отличаться, в зависимости от того, что она носит.

  «Все говорят, что она была привлекательной. Она хорошо оделась, приложила много усилий к внешнему виду ».

  «Давай, мама. Должно быть что-то большее, чем это.

  Я могу говорить только о поверхностях.

  «Я думаю, что она была вполне» - трудно подобрать слово «отстраненный». Не дома, у нас дома ей было тепло, а на улице. Не знаю, были ли у нее друзья. Я ничего не помню ». Я не знаю о ее подругах, но я знаю, как она пахла, этот близкий запах аромата и пудры для лица, который был запахом ее объятий.

  «Наверное, потому, что она была немкой».

  'Возможно.'

  Моя дочь предложила поехать со мной. Почему бы тебе не подождать, пока закончится университетский семестр, тогда мы пойдем вместе? Пойдем посмотрим, откуда она. Найдите старые исконные корни.

  «Это не сработает, - подумал я. Я сказал, что у меня уже почти забронирована поездка, что все приготовления не могут быть изменены. Возможно, это было ошибкой. Возможно, мне следовало ее пригласить. Это сблизило бы нас. Но я не мог этого сделать. Я не мог допустить, чтобы она знала, насколько тонкой была эта история.

  H эр лицо показывает на трех углов в зеркале. Каштановые волосы плавными волнами падают назад. Стеклянная кожа, голубые глаза. Взгляд, который люди говорят, немного похож на Хеди Ламарр.

  Она наклоняется вперед, чтобы рассмотреть поближе.

  «Я начинаю становиться морщинистым», - говорит она, но легко, и когда она улыбается, я вижу, что крошечные морщинки действительно видны вокруг ее глаз. «У меня будут гусиные лапки, когда я стану старше».

  И она наносит тональный крем, при этом растягивая лицо и разглаживая его кончиками пальцев, растирая легкими круговыми движениями под глазами. В этом возрасте я буквально слышу слова. Гусиные лапки наполняют меня ужасом.

  Она расчесывает волосы, немного причесывая назад, фиксирует волны черепаховыми гребнями сбоку от головы.

  «Жалко», - говорит она. «У тебя такие же прекрасные волосы, как у меня. У моей матери были такие волосы. Что бы вы ни делали, оно улетает или завивается, как только вы выйдете на улицу ».

  Есть несколько подобных фактов, которые вытекают из этих утренних ритуалов, чтобы запомнить и сохранить их позже.

  * * *

  «На что это было похоже, - спросил я однажды, - где ты жил, когда был ребенком?»

  'Не так.' Моя мать огляделась и улыбнулась, и в ее словах был заметен немецкий акцент, возможно, потому, что то, что она сказала, привлекло внимание к ее чуждости. «Ничего подобного в этой английской деревне. Это был настоящий город. На острове у реки были замок и собор, а также мосты, большие улицы и церкви со шпилями. Наш дом был высоким, пятиэтажным. Мы жили в квартире, где было много лестничных пролетов. Моя бабушка жила в квартире над нами, другим пролетом вверх. Нам повезло, что она была там. Я ходил к ней один. Я был для нее особенным, потому что я был самым младшим и потому что меня назвали в ее честь ».

  «Тогда ее звали Кэролайн».

  'Кто?'

  «Твою бабушку, как и тебя, звали Кэролайн».

  'Моя бабушка?' Ее голос неуверенный, пустой момент, как будто она должна вспомнить. «Нет, не Кэролайн, не по-английски. Ка-ро-ли-нэ. В Германии говорят иначе, с другим слогом в конце ».

  «Скажи мне еще что-нибудь».

  'Что о?'

  «О том, где жила твоя бабушка».

  «Ну, дай мне посмотреть». Она взяла карандаш для бровей и, наклонившись к зеркалу, приподняла брови, чтобы сделать их темнее. 'Дай мне подумать. Квартира моей бабушки была более интересной, чем наша. Он был меньше нашего, но был забит забавными старыми вещами, картинами, украшениями и мебелью. И там был чердак. Там было несколько окон, вроде глаз прямо в крышу. Я ходил туда и выглядывал с крыши, видел весь город под ним и видел корабли ».

  «Мы можем пойти туда однажды?»

  'Там ничего нет. Насколько я слышал, все разрушено ». Она положила карандаш в тарелку и взяла помаду.

  «Должно быть что-то, что мы можем увидеть».

  Она прижалась губами друг к другу, затем открыла их и снова наклонилась вперед, чтобы убедиться, что на ее зубах нет пятен помады.

  «Как ты думаешь, какие серьги мне надеть?»

  И я понял, что прошлое закрыто, и что женщина накрасила настоящее, как макияж, как свои серьги, утром, чтобы наступил день.