Шпионы, создавшие советское ракетостроение

Закрыли тему. Опустели полигонные МИКи, затих город Ленинск, залихорадили заводы, воцарилось уныние в конструкторских бюро.

Закрытие темы – это не просто бумага Правительства, это и объяснение на Верховном Совете, ведь требовалось списать огромные по тем временам средства – 4,5 млрд рублей. Вот так и стали работать комиссии Академии Наук СССР, которые в конечном итоге и «показали» бесперспективность носителя. Есть под заключением комиссии и подпись Главного конструктора В. П. Мишина. Так что, если говорить откровенно и честно, не стоит сейчас валить всю вину на Д. Ф. Устинова или Л. И. Брежнева, ведь в Постановлении говорилось: «… принять предложения комиссии…»

Вот так!

Старейший сподвижник С. П. Королева и В. П. Мишина Павел Владимирович Цыбин сказал мне, когда я поинтересовался его отношением ко всему происшедшему, что большая вина в закрытии лежит на руководителе предприятия».

6. Удивительно, разработчики лунного носителя были, даже не впереди мирового прогресса, но и многих организаций Советского Союза

В начале 1974 года Д. Ф. Устинов собрал у себя близких людей для решения судьбы Н1. Предстояло подготовить приговор, который должен был быть доложен Политбюро, а затем оформлен постановлением. Никто из создателей Н1 приглашен не был. Самый близкий в те годы к Устинову из главных конструкторов Пилюгин мог выступить против закрытия проекта Н1 и тоже не был приглашен.

В последствии участник этого совещания, один из организаторов и руководителей работ в области советской ракетно-космической науки, генерал-лейтенант-инженер, заместитель начальника НИИ-4 министерства обороны, доктор технических наук, профессор, заведующий кафедрой Московского физико-технического института, академик Российской академии космонавтики имени К. Э. Циолковского, директор Центрального научно – исследовательского института машиностроения министерства общего машиностроения Юрий Александрович Мозжорин вспоминал:

«Во вступительном слове Дмитрий Федорович отметил, что Лунная программа провалена, причина в ненадежности двигателя Кузнецова, пора выйти с предложением в Политбюро о закрытии программы. А теперь послушаем точку зрения головного института, – завершил он».

Юрий Александрович, директор ЦНИИМАШа, поднимаясь со своего места, испытывал большую неловкость, так как Устинов – секретарь ЦК – свое мнение уже высказал. И все же Юрий Александрович произнес:

«Значимость отечественных исследований Луны с помощью автоматических аппаратов общеизвестна. Поэтому значимость нашей лунной (пилотируемой) экспедиции исчезла. Отказ от неё не должен сопровождаться прекращением отработки Н1. Вопрос о неотработанности двигателя снят. Развитие космической техники приводит к резкому росту массы космических объектов. Поэтому потребность в сверхтяжелых носителях не исчезнет с закрытием Лунной программы. Закрытие Н1 отбросит нас далеко назад…»

После заседания Юрий Александрович был расстроен:

«Я оказался в единственном числе. В заключение Устинов поручил подготовить проект доклада в Политбюро. В то время как я, сидя в своем кабинете, обдумывал ситуацию, позвонил (министр) Афанасьев:

– Ты замечательно и убедительно выступал. Продолжай работать!

Могу объяснить неожиданную реакцию Сергея Александровича (Афанасьева – С.А.) только одним. Ему не хотелось закрывать программу. Однако Афанасьев видел, что сопротивляться такому решению просто опасно. Поэтому мое храброе выступление, вопреки давлению секретаря ЦК, не могло не доставить министру удовлетворения».

А через два года другой участник совещания Б. А. Комиссаров сказал Мозжорину:

«А ты был прав, выступая против закрытия Н1. Мы совершили ошибку».

Бори́с Алексе́евич Комисса́ров –, генерал-полковник Советской армии, заместитель министра оборонной промышленности СССР, Герой Социалистического Труда.

После победы в Великой отечественной войне был определен в бригаду особого назначения резерва Верховного Главнокомандующего (сокращённо «БОН») в Германии. Задачей «БОНа» был поиски и изучение немецкой ракетной техники. Вместе с Королевым, Чертоком, Будником и другими учёными принимал участие в организации в поверженной Германии института «Нордхаузен» для составления документации для Фау-2 по найденным документальным крохам.

О Комиссарове Черток вспоминал в своей книге «Ракеты и люди»:

«Борис Алексеевич Комиссаров пришел в БОН в чине майора. Впоследствии он специализировался по испытаниям приборов автомата стабилизации. Возглавлял военные приемки на ракетных заводах и дошел до высокого государственного поста – заместителя председателя Комиссии по военно-промышленным вопросам при Президиуме Совета Министров СССР.

…Нет, не могли мы предвидеть, что к этому скромному майору мы через много лет будем приходить просителями по постановлениям стоимостью в многие миллионы рублей».