Шпионы среди нас: секретные материалы

Постепенно он совершенно отвык от прежних игрушек (пистолет под мышкой, шуршащая под пиджаком рация и проч.), от обращения «товарищ старший лейтенант», от каждодневного ожидания пули, бомбы и незаметной, секретной, служебной смерти. Его служба была, конечно, и опасна и трудна, но на первый взгляд была очень даже видна: где первые лица на первых страницах наших и чужих газет, там и он, сбоку, в штатском, но с форменной прической.

Он — бывший, и уже не охраняет президентов, не сверлит толпу насквозь в поисках наемного убийцы и не сочиняет больше умных мыслей про концепцию контрразведки. А занимается вместо этого вот чем: размахивая своей косичкой, бренчит на гитаре, поет своим тенорком по-английски (про кремлевские тайны ни слова), пробивает концерты и вообще руководит собственной рок-группой, названной в честь себя же.

В свободное от основной работы время он воспитывает — на коммерческой основе — новое поколение рыцарей плаща и кинжала и ставит безопасность в солидных фирмах. Эти ученики и заказчики снимают перед ним шляпу… Вот он им рассказывает в…надцатый раз одно и то же и удивляется, что не понимают очевидных для всякого толкового кагэбэшника вещей, а потом по пути на репетицию обдумывает очередную главу книжки «Философия безопасности», которую сочиняет ночами.

Как-то так странно вышло, что из недр государственной безопасности вырос рок-музыкант-философ. Про все это впору было бы сочинить роман.

…Фонарев попал в КГБ, как и многие, — вдруг.

Жил себе в городе Зеленограде, учился в техникуме, бренчал на гитаре (даже в ансамбле на танцульках), пел что-то якобы на английском языке, гонял на лыжах, зарабатывал спортивные разряды. Одним словом, вел стандартную жизнь юноши, которому все равно скоро в армию.

Но вот в армию-то он и не попал.

Дальние знакомые, знакомые знакомых, вышли на него и предложили романтическую, уважаемую, престижную, высокооплачиваемую, выездную, перспективную и т. д. работу. У Фонарева была блестящая и завидная — по тем временам — анкета. Спортсмен, комсомолец, из рабочей семьи, не был, не привлекался, не имел, да и вообще морально устойчив — с такой биографией не то что в Комитет, в космос можно было проникнуть! С поправкой на время, сегодня это было бы приблизительно то же самое, как если бы выпускнику средней школы предложили сделаться членом правления коммерческого банка. Кто б отказался! Вот и Фонарев не отказался.

В ПЕРВЫЕ ГОДЫ ЮНОМУ ЧЕКИСТУ НЕМАЛО ПРИШЛОСЬ ПОПОЛЗАТЬ ПО КОВРАМ, ИЗУЧАЯ ИХ САНТИМЕТР ЗА САНТИМЕТРОМ: ВДРУГ ТАМ ЧТО ЗАТАИЛОСЬ? С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ГОСБЕЗОПАСНОСТИ ЭТО БЫЛО ОЧЕНЬ, ОЧЕНЬ ВАЖНО…

Тем более что вдобавок к отсутствию интеллигентских комплексов («Сотрудничество с органами? Ах, лучше я повешусь на ближайшей осине!») Дима заранее знал, что ему придется не над диссидентами издеваться, а охранять покой первых лиц государства. Он предполагал, что работа ему предстояла непыльная. От чего охранять? Что грозило высочайшим лицам тогда, в 1979 году, кроме разве что обширного инфаркта, почечной недостаточности и исполнения своих обязанностей не приходя в сознание?

Ну и начал работать. Правда, предположение насчет непыльности не подтвердилось. Пыли хватало. В первые годы юному чекисту немало пришлось поползать по коврам, изучая их сантиметр за сантиметром: вдруг там что затаилось? С точки зрения госбезопасности это было очень, очень важно… Он радовался, когда после этих скучных и тихих коридоров выпадала работа на свежем воздухе: у дверей важных подъездов с авторитетными блестящими ручками надо было околачиваться с видом случайного прохожего, но зато можно было дышать полной грудью. Видимо, это у него хорошо получалось: начальство было довольно и перевело Фонарева на более ответственную работу — его допустили «к телам». Разумеется, не очень близко — так, на положенном по инструкции удалении — и все же достаточно плотно, чтобы считать себя причастным к истории державы.

Однако охранник Фонарев никогда себя не считал причастным. Как настоящий чекист, как железный Феликс, он не позволял себе — тогда — сантиментов в служебное время: назначили «охраняемого» — охраняй. Не видит он тебя в упор — правильно, значит, хорошо работаешь. Так десять лет он и охранял. И Андропова, и Рыжкова, и Горбачева, и Рейгана, и Миттерана, а уж прочих иноземных министров и премьеров — без счета.