Читаем Шпицбергенский дневник полностью

На мой вопрос, хочет ли Андрей поговорить с журналистом, он тут же подошёл ближе и заявил, что никто в Баренцбурге правду о жизни говорить не будет, так как все боятся генерального директора. Зато он, Андрей, ничего не боится, так как уезжает в августе домой, где ему уже готова работа. И действительно Андрей всё разложил по косточкам: зарплата низкая, цены за проживание высокие, качество питания плохое, отношение к людям, особенно с Украины, отвратительное. Процитировал Цивку, который говорил украинцам «Вы у меня за похлёбку работать будете». Пол едва успевал записывать его эмоциональную речь в моём переводе. Спросил Андрея, можно ли его сфотографировать. Андрей сказал, было, что не брит, но я заметил, что это не так важно, и он согласился. Его мрачный вид вполне соответствовал тому, о чём он рассказывал. Но ведь и шахтёры только что говорили почти то же, только не так складно и чётко. Откровенно говоря, мне было приятно, что нашёлся человек, не побоявшийся говорить то, что думали все, и осмелившийся даже назвать корреспонденту своё имя. Хорошо видеть смелых людей, стоящих за правду не только ради себя, но и ради своих товарищей.

Зашли с Полом в столовую. Посмотрели, как производится расчёт за питание с помощью карточек. Всё очень просто: два-три блюда на подносе, с которым проходишь к кассе. Миновать её невозможно, и кассирша быстро подсчитав стоимость содержимого подноса, берёт карточку посетителя, спрашивает у её хозяина номер, хотя он написан на карточке, но чтобы его увидеть надо наклонить пониже голову, а это не хочется делать. Затем с карточки автоматически снимается вычисленная сумма.

Понятно, что почти каждый старается брать пищу экономно, поскольку остающиеся от питания деньги можно использовать также на покупку продуктов питания в буфете, где порой бывают сыр, колбаса, кофе, консервы, отсутствующие в столовой, и на покупку промышленных товаров в магазине, где хоть и не ломятся полки от нужных людям вещей, но, как говорится, на безрыбье и рак рыба, так что покупают, что видят.

Из столовой зашли в клуб, где заведующий развлекательной частью жизни жителей рудника тоже выражал своё недовольство новыми порядками, низкой зарплатой и т. д. Анатолий Николаевич раньше работал на Пирамиде и прекрасно меня помнил. Сказал, что я очень известен в Баренцбурге и как писатель, и как фотограф, поскольку все имеют мои открытки и читали мои книги.

Да, с Анатолием Ивановичем мы были знакомы давно. Но тогда, как он верно сказал, всё было по-другому. Это было время, когда мы ещё чувствовали себя на Шпицбергене как в Советском Союзе. Союза уже фактически не было, но директора рудников имели обыкновение говорить, что не допустят развала в наших посёлках, что по-прежнему все здесь равны, хоть кто-то с Украины, кто-то из России, а иные из других бывших республик. И больше всего это было заметно в клубной работе. Художественная самодеятельность несколько лет продолжала жить, как при советской власти. Проводились конкурсы между коллективами рудников и разных подразделений.

Баренцбург отличался певцами, а Пирамида — танцорами, которые были замечательными именно благодаря Анатолию Ивановичу, игравшему на баяне, и его жене, прекрасно ставившей танцы. Фестивали и конкурсы увлекали почти всех. Желающие выступить на сцене находились легко. Соревновались хоры, солисты, чтецы, ставились юмористические сценки. За популярность у зрителей, которых набивалось всегда полный зал на пятьсот мест, боролись эстрадный оркестр и оркестр народных инструментов, фольклорный ансамбль и отдельные исполнители. Художники выступали со своим искусством, прекрасно расписывая декорации, создавая огромные живописные панно.

И я тогда подключился к самодеятельности в качестве ведущего концертных программ. Сценический опыт у меня большой — почитай всю жизнь провёл на сцене, с восьмилетнего возраста начав читать стихи, играя на балалайке и мандолине в оркестре народных инструментов, затем увлёкся театральной жизнью в доме пионеров и много лет не изменял ей, став актёром народного театра городского дома учителя. Даже выезжая в длительные зарубежные командировки, всегда занимался художественной самодеятельностью, готовил программы концертов, проводил литературные вечера. Так что и здесь охотно вступил в общество любителей дарить людям радость с подмостков сцены. За это никто не платил денег, но всем хотелось проявить себя, получая в награду свою долю аплодисментов и благодарность друзей, похлопывающих дружески по плечу со словами: «Видел, видел вас. Спасибо, порадовали».

Как и в любом большом коллективе, появлялись у нас свои звёзды. Сиял всегда мастерством исполнения, удалью и буйным весельем танцевальный ансамбль посёлка Пирамида. Их в Баренцбурге принимали, как говорится, на ура.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Тропою испытаний. Смерть меня подождет
Тропою испытаний. Смерть меня подождет

Григорий Анисимович Федосеев (1899–1968) писал о дальневосточных краях, прилегающих к Охотскому морю, с полным знанием дела: он сам много лет работал там в геодезических экспедициях, постепенно заполнявших белые пятна на карте Советского Союза. Среди опасностей и испытаний, которыми богата судьба путешественника-исследователя, особенно ярко проявляются характеры людей. В тайге или заболоченной тундре нельзя работать и жить вполсилы — суровая природа не прощает ошибок и слабостей. Одним из наиболее обаятельных персонажей Федосеева стал Улукиткан («бельчонок» в переводе с эвенкийского) — Семен Григорьевич Трифонов. Старик не раз сопровождал геодезистов в качестве проводника, учил понимать и чувствовать природу, ведь «мать дает жизнь, годы — мудрость». Писатель на страницах своих книг щедро делится этой вековой, выстраданной мудростью северян. В книгу вошли самые известные произведения писателя: «Тропою испытаний», «Смерть меня подождет», «Злой дух Ямбуя» и «Последний костер».

Григорий Анисимович Федосеев

Приключения / Путешествия и география / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза