Шпицбергенский дневник

Любопытно заметить, что иностранцы, наверное, подумали, что часть денег из пятисот крон мне дадут за работу, а работники треста, скорее всего, позавидовали мне, полагая, что иностранцы мне заплатили отдельно. Я же не получил ни от тех, ни от других, хотя помог и тем, и другим. Но не обижаюсь, поскольку помогал не за деньги, а потому лишь, что попросили помочь.

Непонятным осталось для меня, почему переводчик треста сказал иностранцам, что организовать посещение шахты невозможно. Ведь это так просто при желании помочь.

9 июля, пятница

Проснулся около десяти. Старков ещё спал, так как он просыпался в четыре утра и не мог уснуть до восьми. Его частенько мучает по ночам бессонница. Пошёл на завтрак один.

Дует ветер не порывистый, а постоянный. В Исфьорд нанесло много льда. Именно через такие наносы я ходил некогда на «Гурееве». Всё, как обычно. Погода на Шпицбергене совершенно непредсказуема. Мне нравилось рассказывать туристам о том, что Шпицберген — это котёл, в котором варится погода, а какая она оттуда выйдет, никто не знает. Сегодня варится плохая погода.

Сел работать, и в это время позвонила из бара Лариса, сообщила, что приехал журналист из Свальбард Постена, хочет встретиться со мной.

Попросил Ларису дать ему трубку телефона. Встретились в баре.

Познакомились. Пол оказался молодым парнем, только что закончившим учёбу в колледже. Работа в Лонгиербюене его первый опыт журналиста. Мы сели за столик и я начал рассказывать своё впечатление о тех изменениях, которые произошли, по моему мнению, в Баренцбурге. Они мне очень не нравятся, и я говорил, что думал, что успел узнать от встреч с моими старыми знакомыми. Пол старательно всё записывал. На вопрос, согласен ли я, чтобы он назвал в газете мою фамилию, ответил, что нет никаких возражений, поскольку читатели норвежские меня многие знают и будут, наверное, удивлены, узнав, что я опять на архипелаге. Кроме того, я никогда не боялся говорить правду, о которой сам пишу как журналист и писатель.

Потом пошли по Баренцбургу спрашивать у шахтёров о жизни.

Встречались всё такие люди, которым, как они говорили, всё здесь почти нравится.

Цивку ругать не хотели. Прошлись до фермы, где никого не было, но Пол фотографировал свиней. Впервые я увидел, что ферма открыта и фактически без присмотра. Лишь маленькая собачка лаяла на нас, убегая.

Зашли в теплицу. Ею занимаются муж и жена, основной работой которых является маркшейдерская служба, а теплица у них — это то, что называется подработкой, за что получают 400 рублей, выращивая помидоры, огурцы, петрушку, лук, перец и цветы. Интересную рассказали они историю.

Когда приглашали работать маркшейдерами, которых здесь дефицит, то обещали зарплату от пятнадцати тысяч, а по приезде стали платить оклад в три тысячи, то есть с доплатой северных — около семи, но контракта до сих пор нет, хотя работают с ноября. Вызвали сюда и совершеннолетнюю дочку, которой не хотелось оставаться дома одной. Надеются заработать здесь хотя бы тысяч двести на квартиру, а ехали с надеждой заработать 400 тысяч. Случайно в бухгалтерии в компьютере увидели штатное расписание, из которого и узнали установленную им зарплату, и она была ниже той, что должна быть по тарифной сетке на материке. Вот теперь ждут приезда в Баренцбург генерального директора, чтобы объясниться.

— А как дела у вас с овощами? — спрашиваю. — Помню, здесь были хорошие урожаи помидор, огурцов, зелени.

— Да, — сокрушаясь, говорят они, — и сейчас было бы так, если бы это интересовало не только нас, но и генерального директора. А что практически получается? Семена на материке мы покупали за свои деньги. Нужно подсыпать новую почву, давать удобрения, химикаты для борьбы с вредителями, исправить освещение, установив лампы дневного освещения и на такой высоте, чтобы они и свет давали, и не парили растения жаром. Короче говоря, много что нужно для получения свежих хороших овощей, и они всегда были бы кстати в столовой, но все наши просьбы остаются без внимания.

Пол регистрирует всё в блокноте, но не фотографирует, поскольку объектив аппарата запотел от резкого перехода с холодной улицы в тёплое помещение, и нужно время, чтобы он, как говорится, пришёл в себя, то есть принял ту же температуру, что и в теплице. Очки у меня тоже потеют, но я их сразу протёр. Объектив камеры так не протрёшь, поскольку он покрывается капельками воды не только снаружи, но и внутри аппарата.

После обеда опять ходили по посёлку. Зашли сначала к Старкову побеседовать о науке, но Пола пока эта тема не очень интересовала. Потом отправились в библиотеку. Лена показала Полу мои книги «Траектория спида», которые весьма потрёпаны, поскольку их довольно часто читают. Я обратил внимание на то, что газет никаких нет, кроме религиозных, которые привёз с собой один из наших археологов.