Читаем Шпицбергенский дневник полностью

И правда, я бывал в шахте не один раз. Кто-то даже говорил, что мне пора выписывать упряжки. Упряжкой называют выход в шахту, то есть одну смену. Я выходил, конечно, не на целую смену, а для сопровождения какой-нибудь делегации или небольшой группы туристов в два-три человека. Но работа под землёй в соответствии с договором между предприятием и профсоюзом увеличивает число отпускных дней и делает выход на пенсию несколько более ранним. Ко мне такие правила не относились, поскольку сопровождал я людей в шахту не регулярно, а от случая к случаю, как вот сейчас, совершенно не запланировано, когда я и в тресте уже давно не работаю. Но я вспоминаю один совершенно уникальный для меня эпизод. Было это в октябре 1967 года. Два норвежских журналиста попросили показать им нашу шахту. Как обычно я сопровождал гостей в качестве переводчика. А в качестве гида с нами шёл инженер по технике безопасности. Он рассказывал нам, для чего на земле белый порошок, называемый инертной пылью — для предотвращения взрыва, поскольку инертная пыль подобно мылу связывает угольную пыль, не позволяя ей подниматься в воздух и создавать с ним взрывоопасную смесь. Очень хорошо. То, что дальше по штреку мы почти не видели этой инертной пыли, нас не взволновало, ибо мы не были специалистами. Но именно там в лаве, где мы проходили в полусогнутом состоянии на полусогнутых коленях, через сутки произошёл взрыв, унёсший в небытиё жизни двадцати трёх шахтёров как раз по причине отсутствия в достаточном количестве инертной пыли. А ведь это могло произойти и во время нашего посещения шахты. Я это хорошо помнил, но знал, что по теории вероятности дважды в одном и том же месте взрыв произойти не может, потому идти снова в шахту не боялся.

8 июля, четверг

Будильник разбудил в семь утра. Поел в столовой и в девять был в гостинице. Норвежцы тоже были готовы. Пришли в директорскую баню переодеваться.

БАНЩИЦА МАРИЯ ГРИГОРЬЕВНА

Когда-то в течение почти семнадцати лет банщицей работала Мария Григорьевна. Она была интереснейшим человеком. Невысокого роста, полненькая и в солидном возрасте женщина с очень хлопотливым добрым характером, она встречала вас так, словно вы были бесполым существом, всегда нуждающимся в её именно помощи. Переодевать её доводилось огромное количество мужиков, в том числе известных артистов, приезжавших на своеобразные гастроли (раньше это было престижным выступать у шахтёров на Шпицбергене), политиков, министерских работников. Её искренне желание помочь одеться и вера в то, что мужики сами не разберутся, в какие штанины и рукава им всовывать ноги и руки, не то что бы поражала, а умиляла. Вскоре вам самим казалось, что вы её давно знаете и действительно без её помощи вам просто не одеться. Вы не могли сообразить, что сначала вам нужно снять всё своё бельё, потом надеть нижнюю рубаху, тёплые кальсоны, свитер, куртку, портянки, сапоги, подобрать по размеру каску, рукавицы, взять платок для вытирания пота или другой влаги, затянуться ремнём, чтоб ничего не болталось и не падало. За всем этим Мария Григорьевна следила, подтягивая, затягивая, поправляя, и вы без неё оказывались вроде бы совершенно беспомощным человеком. При чём помогала она иностранцам так же, как и соотечественникам, беспрерывно говоря что-то, поясняя, поддёргивая в разных местах одежду, заправляя свисающие концы рубахи, как это делают матери, одевая ребёнка. Иностранцы смущённо разводили руками, оглядывая себя, а Мария Григорьевна решительно натягивала на непонятливого иностранца толстые брюки, ласково говоря:

— Ну, это ничего, что большие, ты их шнурком-то завяжи — они и не спадут. Только покрепче завязывай. А нет, так я тебе другие подберу. Хорошо?

Иностранец, не улавливая сути сказанного, только повторял последнее слово «хорошо», и Мария Григорьевна радостно продолжала:

— Вот и ладно, голубчик. Давай я сама завяжу, ты ж ничего не понимаешь. А теперь куртку надевай. Вставляй свои руки в рукава, я тебе помогу.

Теперь пояс надевай. А голова у тебя какая? Пятьдесят шестой размер подойдёт?

Нет? Большая? Да ты тут подтяни, чтоб не болталась на голове, а то свалится в шахте.

Не менее экзотическим было возвращение из шахты в ту же баню, когда Мария Григорьевна чуть не до трусов сама спешила каждому помочь раздеться, забирая сапоги, портянки и верхнюю одежду. Собственно и трусы все снимали, поскольку они тоже были казёнными, и нагие посетители шли из раздевалки в просторную комнату с диванами, где со стеллажа брали простыню и направлялись в сауну, которая состояла из двух отделений. В первом размещались три душевые кабинки и вместительный бассейн, в который постоянно струилась свежая вода из шланга.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Тропою испытаний. Смерть меня подождет
Тропою испытаний. Смерть меня подождет

Григорий Анисимович Федосеев (1899–1968) писал о дальневосточных краях, прилегающих к Охотскому морю, с полным знанием дела: он сам много лет работал там в геодезических экспедициях, постепенно заполнявших белые пятна на карте Советского Союза. Среди опасностей и испытаний, которыми богата судьба путешественника-исследователя, особенно ярко проявляются характеры людей. В тайге или заболоченной тундре нельзя работать и жить вполсилы — суровая природа не прощает ошибок и слабостей. Одним из наиболее обаятельных персонажей Федосеева стал Улукиткан («бельчонок» в переводе с эвенкийского) — Семен Григорьевич Трифонов. Старик не раз сопровождал геодезистов в качестве проводника, учил понимать и чувствовать природу, ведь «мать дает жизнь, годы — мудрость». Писатель на страницах своих книг щедро делится этой вековой, выстраданной мудростью северян. В книгу вошли самые известные произведения писателя: «Тропою испытаний», «Смерть меня подождет», «Злой дух Ямбуя» и «Последний костер».

Григорий Анисимович Федосеев

Приключения / Путешествия и география / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза