Шпицбергенский дневник

А в самом Баренцбурге много лет буквально не сходили со сцены исполнители народных песен Галина Мирошникова и Анатолий Фоменко, замечательно передавала характер цыганских песен Тамара Михайличенко, позже появилась и сразу стала бороться за звёздное положение среди солисток Тамара Фуренкова.

Русские народные песни в их исполнении нравились не только жителям российских посёлков, но и иностранным гостям.

После одного из концертов мне как-то позвонили из Лонгиербюена с приглашением небольшой концертной группы в составе четырёх человек для выступления в Бергене перед участниками научного семинара. В первую очередь имелась в виду Тамара Михайличенко с её цыганскими романсами.

Интерес к ней мне был очень понятен. Мне тоже нравились выступления этой очень эмоциональной девушки. Как-то мы выступали с концертом в Лонгиербюене перед норвежскими туристами в знаменитом ресторане Хольма, куда он пригласил нас, чтобы порадовать своих гостей русской культурной программой. Я вёл концерт, и в числе выступавших была Тамара. Она так очаровала зрителей своим голосом и искренностью выражения чувств, что когда она в цыганском платье с бубном в руках пошла по залу среди столиков, поводя плечами в такт музыке, и легко покачивая бёдрами, со всех сторон в бубен посыпались деньги.

Не скажу, что это не было запланировано заранее. Конечно, было. Но исполнение Тамарой роли цыганки было настолько искусным, что её проходка с бубном не выглядела попрошайничеством или вымаливанием денег; улыбка танцовщицы обескураживала наивностью; бубен выставлен согласно цыганской традиции в помощь танцевальным па, он звенит, помогая движению; и в то же время отказаться опустить в него пару монет кажется невозможным невежеством, ведь глаза танцовщицы саркастически улыбаются, как бы говоря: «Ай, барин, неужели пожалеешь полушку за танец? А и пожалеешь, не пропаду».

После концерта заработанные таким образом Тамарой деньги делились поровну между участниками всего ансамбля. Я в делёжке никогда не принимал участия и даже не знал, сколько доставалось всем и каждому. Это, конечно, не значит, что у меня не было никогда «левых» денег. Но я не считал возможным отрывать доход от тех, с кем работал.

У меня были свои, часто совершенно неожиданные поступления. К примеру, владелец швейной фабрики Коре иной раз в свой приезд в Баренцбург вдруг по секрету без свидетелей вручал мне тысячу крон, говоря слова признательности за помощь в работе фабрики. Честно говоря, я был так воспитан, что такой способ выражения благодарности меня несколько коробил. Привык получать только то, что официально начислялось. Но настало новое время. И пришлось согласиться с тем, что при капиталистической системе жизни нужно принимать правила капитализма, как бы они ни казались плохими. И ведь в этом случае я ни от кого ничего не отрывал, что успокаивало.

Другое дело выступления самодеятельности, когда участникам редко удавалось получить в подарок хоть немного валютных средств, от которых они тоже отказались бы в прежние годы, и которые с радостью получают сегодня.

Вот мы и поехали в Берген четвёркой: Тамара с цыганскими романсами, Молодая совсем девушка Ольга, дочь главного инженера, изумительно исполнявшая сольные танцы, которым она научилась на материке в каком-то профессиональном танцевальном училище, баянист Василий и я в качестве ведущего программы и переводчика моим артистам.

Дело было в конце сентября 1993 года, когда у нас в стране Белый дом с членами парламента был окружён танками. Я тогда не предполагал, что в нашей стране в мирное время кому-то может придти в голову стрелять по безоружным людям ради достижения политических целей, ради укрепления своей власти, поэтому во время концерта, начиная наше программу, весело шутил:

— Дорогие друзья, я не буду называть свою фамилию, поскольку, если даже я и скажу, что меня зовут Бузни, вы всё равно этого не запомните, поскольку фамилию Бузни никто не знает, и выйдя из зала вы очень скоро забудете, что концерт вёл Бузни. Я ведь не Ельцин, о котором все газеты пишут, что он борется со своим парламентом, а всего на всего Бузни, который не имеет никакого отношения к этим событиям. Я и не Горбачёв, сумевший отказаться от своей партии, которая подняла его к вершине власти, и которую он успешно развалил. Я просто Бузни, а потому не буду себя называть, ибо вы, конечно, забудете. Если я даже сейчас вас спрошу, как моя фамилия, вы, безусловно, не вспомните её.

От столиков, за которыми сидели зрители, весело донеслось:

— Бузни.

Я рассмеялся, говоря:

— Ну, это понятно. Вы же только что слышали мою фамилию, хотя я не собирался её называть, а потом забудете, так что не станем об этом говорить, а начнём наш концерт.

Так я и вёл всю программу, интересуясь время от времени, помнят ли зрители мою фамилию, чем всякий раз вызывал всеобщий смех и выкрики «Бузни!»