Шпицбергенский дневник

Рассчитали меня быстро. С Цивкой я тогда больше не встречался. Но с трестом связь не прерывалась. Выпустили вместе комплект моих фотографий Баренцбурга, фотоальбом, в издании которого я участвовал в качестве переводчика. Однажды Цивка пригласил меня переводить очередные его переговоры с Коре относительно фабрики. При этом Цивка за работу мне ничего не заплатил, что уже не было для меня неожиданностью. Спустя некоторое время Цивка опять пригласил меня к себе, предложив опять поехать работать на Шпицберген. Предварительный разговор, проходивший в дружеской атмосфере, нас обоих удовлетворил, и я дал своё принципиальное согласие поехать. Однако затем у моего будущего начальника пропал интерес разговаривать со мной, он адресовал решение организационных вопросов заместителям, которые в свою очередь ничего не могли решить без его подписи и указаний. Таким образом, в течение месяца до самого предполагавшегося дня вылета на архипелаг у меня не был подписан контракт, не было ясности с зарплатой, и не была утверждена должностная инструкция. На мой вопрос, чем я буду заниматься в Баренцбурге, Цивка, как бы отмахиваясь от назойливой мухи, сказал:

— Откуда я знаю, чем ты там занимался? Что делал, то и будешь делать.

К самолёту я не пошёл. Быть обманутым в очередной раз не хотелось. В Москве у меня хватает работы и без треста. Соглашался ехать только по той причине, что не могу оставаться безразличным к Шпицбергену, с которым связала меня судьба. Но и работать там в состоянии напряжённых отношений согласиться не мог. В Москве спокойней. К тому же ежегодно летом я приезжал на Шпицберген в составе археологической экспедиции, что давало возможность обновить впечатления и продолжать писать об этом замечательном крае и отнюдь не замечательному отношению к нему со стороны российских чиновников. Опубликовал я и статьи, в которых упоминался Цивка таким, каким доводилось его видеть. Ему это не нравилось, и он спрашивал при очередной встрече:

— Почему ты пишешь только плохое о нас?

— Это не так, — отвечал я. — Почитайте мою книгу рассказов, и увидите, что о хорошем я пишу гораздо больше.

Таково оказалось положение наших с Цивкой взаимоотношений к моменту, когда мне позвонил диспетчер рудника и сказал, что генеральный директор просит придти к нему в кабинет.

Надел костюм, чтобы выглядеть более-менее официально со значками журналиста и коммуниста и пошёл. В прихожей секретарша сказала, что у генерального сидит директор рудника, и попросила подождать его выхода. Но я попросил доложить обо мне, говоря, что, по всей вероятности, они оба меня ждут. Так и оказалось. Цивка сидел за столом мрачный, а рядом за столом буквой «Т» сидел невесёлый Макаров. Я его вообще-то и не знал раньше. Виделись, конечно, но особых бесед не было.

Цивка попросил сесть, но руку всё же подал для приветственного пожатия. Я поздоровался и с Макаровым. Цивка тут же достал откуда-то ксерокопию страниц газеты, такую же, какую презентовал вчера Зингер, протянул мне и поинтересовался, как получилось, что негативная статья появилась в газете, и почему я этим занимался. Я спросил:

— Юрий Васильевич, вы меня пригласили к себе или вызвали?

Цивка, конечно, не ожидал такого вопроса, но сориентировался и ответил, что, конечно пригласил побеседовать по-товарищески, а вызывать не имел права, так как я не в его подчинении. С этим я не мог не согласиться и тогда пояснил, что приезжал корреспондент норвежской газеты и попросил меня помочь походить по Баренцбургу и поговорить с людьми. Цивка спросил, почему он не взял переводчика из треста, и почему я сам не предложил такой вариант. Я ответил, что норвежец хотел обратиться ко мне что и сделал, это его право, а поскольку я сам журналист, то и меня интересовало, что будут говорить шахтёры, так что наши интересы в данном случае совпали, и потому мы пошли вместе.

Цивка спросил, почему мы выбирали людей, которые говорят только плохое о нём. Я сказал, что выбирать мы никого не выбирали, а шли по улице и спрашивали тех, кто соглашался отвечать на вопросы.

— Ты мог бы повести его, например, к Крейдун на фабрику или ещё кому-то, — заметил Цивка.

— Нет, — сказал я, — если бы я вёл журналиста к кому сам хочу, то он бы подумал, что я специально выбираю тех, кого нужно руководству, а так мы спрашивали всёх, кого он хотел.

— Но ты переводил ему так, как тебе хотелось, — проговорил Цивка.

Тут уж я возмутился:

— Если вы так считаете, то давайте вызовем тех, с кем мы говорили, и пусть они подтвердят, что я переводил не то, что они отвечали. Я профессионал и не могу переводить не то, что слышу.

— Но это ты подготовил такой материал. Это твоя работа, — настаивал Цивка. — Почему за шесть лет моей работы в тресте ты пишешь только плохое обо мне?