Читаем Шпицбергенский дневник полностью

— Во-первых, — ответил я, — этот материал написал норвежский журналист на основе того, что услышал от людей, с которыми мы встречались. Что касается меня самого, то я напишу свою статью попозже. Просто у меня нет пока времени, но я это сделаю и опубликую в Москве свой материал. А то, что люди отзывались негативно, так это не моя вина, это их мнение.

Ты же знаешь, — возразил Цивка, — что такое мнение людей. Вот на телевидении журналист записал интервью с теми, кого я уволил за пьянку и прогулы, так они, конечно, дали негативную оценку.

— Но мы встречались в Баренцбурге не с пьяницами, а с теми, кто работает сегодня и некоторые по несколько лет, как, например, Мальцев, чьё фото здесь в газете. Разве он пьяница?

Цивка нажал на кнопку, вызывая по телефону начальника отдела кадров, чтобы узнать у него относительно Мальцева. Правда, так и не спросил, поскольку знал, что услышит не то, что хочет об этом парне.

— Мнение одного человека может быть ошибочным, — продолжал я, — но мы поэтому спрашивали многих и все были недовольны.

— Ну, хорошо, сказал Цивка, — а ты видел что-нибудь хорошее в Баренцбурге?

— Да, — сказал я, — ввели новую систему оплаты за питание по карточкам.

Сама по себе система неплохая, но ведь при этом исчезло, так называемое, бесплатное питание. Раньше шахтёры могли в столовой брать еды, сколько хотели и потому не были голодными, не говоря, конечно, о качестве питания. А сегодня они фактически получают на питание определённую сумму денег в качестве дополнения к заработной плате, но еды им на эту сумму часто не хватает в столовой и они вынуждены брать из зарплаты дополнительно. То есть они едят теперь не столько, сколько хотят, а исходя из имеющихся денег, а это уже не бесплатное питание, а за деньги.

Тут мы долго спорили, Цивка не сдержался и стал кричать, что заставило меня обратить на это внимание и попросить его не кричать на меня.

Перешли к вопросу о коровах. Я сказал, что коров забили, потому что не было завезено сено, а Цивка стал говорить о том, что число свиней сократили, потому что экономически больше держать не выгодно. Получалось, что я говорю об Иване, а он о болване. Потом он вспомнил, что сам завёз коров сюда, а при мне их, якобы, уже не было.

Да, Соколов тоже как-то приказал порезать коров, когда не было сена. Но раньше-то коров было до тридцати, а Цивка и в этом нашем разговоре убеждает меня, что коровы не нужны вовсе, так как их нет и в Лонгиербюене. Я пояснил, что в Лонгиербюене нет необходимости в своём хозяйстве по той причине, что у них ежедневно по два рейса самолётов, которые могут привезти любые продукты в самом свежем виде. А у нас коровы специально были для обеспечения детей свежим молоком. Цивка сказал, что сегодня трудно подбирать людей на работу, и с детьми мало кто едет. Сегодня их около тридцати в посёлке, и это его заслуга, так как при Соколове детей вывезли. Ну, Цивка всё путает. Я напомнил, что при Соколове было около 60 детей в школе и столько же в детском саду. Было время, когда дирекция треста приняла решение вывезти детей. Тогда же закрыли в посёлке школу и детский сад, здание которого начали перестраивать под новую гостиницу. Полагали, что отсутствие детей сократит расходы. Потом поняли, что совершили ошибку, так как труднее стало набирать людей на работу — многие не соглашались ехать без детей, и тогда снова стали завозить работников с детьми. Цивка пришёл в трест, когда дети начали появляться, и пришлось подбирать снова помещение для школы в здании столовой, а уж потом при Цивке опять восстановили здание детского сада.

Я заговорил о контрактах, о том, что шахтёры рассказывают, как им при приглашении на работу обещали одну зарплату, а по приезде сюда дают вдвое меньше и ставят не на ту должность, что обещали, когда приглашали на работу. Цивка стал кричать, что все контракты сам лично подписывает, и каждый работник подписывает контракт и знакомится с ним в Москве. Однако мне десятки раз говорили, что люди едут до самого Баренцбурга, не зная ни должности своей настоящей, ни зарплаты, а помнят лишь обещания. Знаю я и конкретных людей, например, семью маркшейдеров, которые мне буквально вчера говорили о том, что они приехали сюда в ноябре, но до сих пор не подписывали контракт и не знают, с какого числа и на какой срок их оформили, не говоря уж о зарплате. Им обещали платить от семнадцати тысяч, а платят от оклада в три тысячи, что с поляркой едва составляет семь тысяч. Я не стал называть их, чтобы не навлечь гнев директора на них конкретно. Если б назвал, им бы точно досталось что-нибудь вроде увольнения.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Тропою испытаний. Смерть меня подождет
Тропою испытаний. Смерть меня подождет

Григорий Анисимович Федосеев (1899–1968) писал о дальневосточных краях, прилегающих к Охотскому морю, с полным знанием дела: он сам много лет работал там в геодезических экспедициях, постепенно заполнявших белые пятна на карте Советского Союза. Среди опасностей и испытаний, которыми богата судьба путешественника-исследователя, особенно ярко проявляются характеры людей. В тайге или заболоченной тундре нельзя работать и жить вполсилы — суровая природа не прощает ошибок и слабостей. Одним из наиболее обаятельных персонажей Федосеева стал Улукиткан («бельчонок» в переводе с эвенкийского) — Семен Григорьевич Трифонов. Старик не раз сопровождал геодезистов в качестве проводника, учил понимать и чувствовать природу, ведь «мать дает жизнь, годы — мудрость». Писатель на страницах своих книг щедро делится этой вековой, выстраданной мудростью северян. В книгу вошли самые известные произведения писателя: «Тропою испытаний», «Смерть меня подождет», «Злой дух Ямбуя» и «Последний костер».

Григорий Анисимович Федосеев

Приключения / Путешествия и география / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза