Шпицбергенский дневник

Встал около десяти утра. Попил кофе. Зашёл в больницу, точнее в поликлинику, что находится на первом этаже здания больницы, и у врача из Архангельска, который раза два приходил ко мне звонить своим коллегам в Тромсё, взял стеклянные колбочку, воронку, палочку, фильтры — всё, что мне надо для приготовления проявителя и закрепителя фото плёнок. В двенадцать был назначен урок английского. Время ещё было, и я спустился к морю, мечтая встретить снова нерпу.

Прошёлся по берегу, но зверьков морских не увидел. Сидели, качаясь на волнах крупные чайки с серым оперением. Это глупыши. Чайки ещё крупнее, но совсем белые, с хищными кривыми клювами — это, как их называют здесь, альбаки, что происходит от названия альбатрос, хотя на самом этот вид чайки называется бургомистр. Летают и чайки поменьше с чёрными головками и почти не загнутыми клювами. Это сабинские чайки. Вдалеке плавала чёрная уточка. Я сначала думал, что это голова нерпы, но потом догадался, что это, скорее всего, гагарка, поскольку бока у неё белые. У причала продолжал разгружаться наш корабль.

К двенадцати подошёл к дому номер девять, называемый директорским.

В нём живёт семья главного инженера, тоже на втором этаже, и ещё несколько семей на первом. Когда нажимаешь на кнопку десятой квартиры, то раздаётся весьма странный звук, не похожий на звонок. Встретила Лариса:

— А мы вас давно уже ждём.

Она была с подругой Аней, дочкой заместителя директора Соловьёва.

Смешное сочетание птичьих фамилий у руководителей. Один Соколов, другой Соловьёв.

Начали заниматься. Интерес у нас был явно обоюдный. Я сразу же предложил им игру с таким условием, что я иностранец и ни слова не знаю по-русски, а потому будем всё время говорить с ними только на английском языке.

Девчонок это необыкновенно поразило, они вытаращили друг на друга глаза, не понимая, как будут говорить, когда ничего не знают, но условия приняли. Было интересно наблюдать за ними, когда они друг другу старались объяснить, что им нужно делать в ответ на непонятные мои слова, и что отвечать. Ларисе всего семь лет, а Ане уже девять. Занятие прошло весело. Когда через час я собрался уходить, они не хотели меня отпускать, но у меня были ещё планы на сегодня.

Пошёл домой, стал на лыжи, отправился к нашей почте и отправил папе ко дню рождения телеграмму в стихах:

«Привет от белого медведя!

От нерпы северной привет!
О возвращенье долгом грезя,
желаю сто и больше лет!

Женя»

Покатался пару часов, пройдя половину пути до вертолётной площадки.

Снега не было, но при возвращении мне навстречу подул ветерок и хорошо, что не сильный, а то и этот слабый заметно морозил лицо так, что нижняя губа совсем окоченела, и трудно было что-то внятно сказать. Дома выпил пару бокальчиков пива и пошёл обедать.

Продолжают записываться на курсы. Число желающих достигло тридцати пяти.

После обеда слегка подремал, пока не зазвонил телефон. Звонила Тамила Бекировна, пригласила смотреть по телевизору КВН. Потом она ушла на работу, а я, выпив ещё пару бокальчиков пивка, отправился на ужин, а затем в клуб, где сегодня был танцевальный вечер. В перерывах между танцами проводили викторину и разыгрывали призы с чёрным ящиком по принципу телепередачи «Поле чудес». Пообщались с Игорем, Тамарой Петровной и с их сыном Дениской. Отдохнул славно.

20 октября, воскресенье

— 8 °C

Встал по будильнику около восьми с хвостиком, чтобы успеть до девяти в столовую на завтрак. Поел, появилась с ночной смены Тамила Бекировна, принесла каталог товаров, которые ей хотелось бы заказать. Перевёл ей описания, рассмотрели, что сколько стоит, и она пошла спать после ночи, а я сел писать стихи «Мы говорили обо всём». Писал до трёх часов.

Мы говорили обо всём, а снег стелил постель.

Норвежский город есть Тромсё, оттуда и метель.

Мне этот холод довелось
на мой горячий лоб
принять,
             и мучает вопрос,
                            не победил бы чтоб.

Но если честно,

                     не мороз
Шпицбергена страшит,
а что в стране моей пророс
бурьяна острый шип.

Колючки лезут по телам

живых ещё людей.
И разливается бедлам:
ни веры, ни идей.

Я замороженный увял,

ушёл из кутерьмы.
Найдётся ль сила у меня
спастись от этой тьмы?

Наступил вечер, хотя дня почти не видел из-за туч на небе.

Пошёл обедать и в сауну. В сауне разговорился с рабочим, который во всех нынешних грехах обвинял красных. Пытался объяснить ему, что к чему, но попался такой упёртый, что никакие доводы его просто не интересуют. Сейчас ему плохо, но с красными было нехорошо. Ну, думаю, потом прозреет, да поздно будет.