Шрам

– Ничего и никогда у меня не было. Нищий… Солль. Небо пустое, ни звездочки… Ничего… настоящего… Одна только Тория… Ничего нет. Дорога горячая, солнце… И я один… Не надо бы мне жить. Я… там. Спасибо… что я тебя видел, – его рука упала. – Спасибо, милая Тория…

– Солль… – прошептала она испуганно.

– Так горько, – сказал он, снова опуская веки. – Ожерелье из звезд… Я так обидел тебя. Никогда в жизни… Прости…

Он вздрогнул. Открыл глаза:

– Тория… Площадь убийц. Убийцы на плахе, убийцы на площади, и я – убийца… Головы, глаза, зубы, рты… Почему никто не хочет… меня прикончить?! – он вдруг рванулся, почти что встал – и снова сник, осел, обмяк.

– Эгерт, – сказала она глухо. – Об этом нельзя сейчас думать. Если ты сию секунду не встанешь… Я не знаю, что сделаю, – и она в самом деле не знала.

– Уходи, – отозвался он, не открывая глаз. – На улице… Много всякого. Праздник… Ночь. Они захотят… Если они захотят насильничать, я не спасу тебя, Тория. Я буду рядом и буду смотреть… А помочь не смогу… Уходи, – и он поднял веки, и Тория встретилась глазами с его безнадежным, ласковым, полным боли взглядом.

– А вот не бойся за меня! – выкрикнула она, пытаясь справиться с непонятным чувством, вдруг сдавившим ей горло. – Я сама за себя… Вставай!

То ли голос ее обрел особую повелительную силу, то ли Эгерт наконец-то начал приходить в себя – а только общими усилиями они смогли поставить на ноги тяжелое, неповоротливое Соллево тело. Тория подставила шею – рука Эгерта теперь лежала у нее на плечах, и даже сквозь грубую ткань платья девушка чувствовала, как рука напрягается, боясь причинить ей боль.

– Да смелее, – прошептала она, пытаясь встать поустойчивее, – держитесь, Солль… Ерунда, пойдем…

Идти оказалось тяжелее, чем она думала. Эгерту совсем не служили ноги; отчаявшись не раз и не два, она наконец выдохнула:

– Нет… Так не выйдет… Я схожу в университет… Позову на помощь…

Солль тотчас же осел на мостовую, да и Тория едва устояла; испытывая странную неловкость, повторила как можно увереннее:

– Я быстро… Тут не очень… Далеко. Вы подождите, да?

Он поднял голову. Тория увидела его глаза – и опустилась рядом:

– Эгерт… Да я же не брошу… Я людей позову, отец поможет… Эгерт, я не брошу тебя, клянусь…

Солль молчал, опустив голову. Тихо уронил:

– Конечно… Иди.

Она посидела рядом, потом сказала бодро:

– Да нет… Мы сами дойдем. Мы отдохнем немного, и будет легче… Да?

По прежнему не глядя, Эгерт взял ее руку. Она вздрогнула – но не отняла.

Он долго-долго разглаживал пальцами ее ладонь. Потом сжал – не больно, но Тория ощутила биение пульса в его ладонях:

– Спасибо… Наверное, я… не заслужил.

Останавливаясь, отдыхая, пробираясь среди хмельных и ликующих, они шли весь остаток ночи. Занялся мутный рассвет – город, притихший и утомленный, казался огромным разоренным столом, встречавшим утро после веселой и обильной свадьбы. Развеялся дым факелов, фейерверков и петард, утренний ветер возился в грудах брошенного хлама, гонял по залитой вином мостовой пробки от бутылок, оборванные ленточки и колечки серпантина, рвал в клочья сырой, притаившийся в подворотнях туман и до костей пробирал двух измученных путников.

Тория и Эгерт выбрались к горбатому мостику над каналом; по шершавой, как терка, поверхности воды путешествовал утерянный кем-то бумажный колпак с кисточкой. Пустые улицы и слепые окна казались покинутыми, нежилыми; нигде не было ни души, и только на самой середке мостика неподвижно стоял высокий, созерцающий воду человек.

– Уже близко, – прохрипела Тория, поудобнее устраивая руку Солля на своих плечах. – Уже почти пришли…

Свободной рукой Эгерт ухватился за перила – и вдруг встал, будто по колени провалившись в камень.

Человек на мосту повернул голову – Тория увидела немолодое, прорезанное вертикальными морщинами лицо с большими, прозрачными глазами. Лицо это показалось Тории знакомым; только через несколько секунд она вспомнила, что стоящий перед ней человек жил когда-то в трагически памятной каварренской гостинице «Благородный меч».

Скиталец стоял неподвижно, не сводя глаз с Эгерта и Тории; взгляд его ничего не выражал – так, во всяком случае, ей показалось.

– Эгерт… – сказала она враз пересохшими губами. – Это… судьба.

Вцепившись руками в перила, Солль шагнул вперед – и остановился, не в силах издать ни звука.

Скиталец отвернулся. В правой руке его зажата была горсть мелких камушков – один из них полетел в канал, оставив на воде широкий, расходящийся круг.

Солль молчал. Минута тянулась за минутой, и один за другим падали в воду камушки.

– Эгерт, – прошептала Тория. – Ну же… Попробуй… Попытайся… Ну…

Истратив весь свой запас, Скиталец бросил прощальный взгляд на двух обмерших пешеходов – и, запахнув полу плаща, зашагал прочь с моста.

Послышалось сухое шипение – Солль втянул воздух запекшимся, похожим на черную щель ртом.

Тогда, отбросив его руку, Тория метнулась вперед так, что подол темного платья захлопал на ветру, как парус:

– Господин! Постойте… господин!

Скиталец не сразу, но приостановился. Обернулся вопросительно:

– Да?