Всадники проскакали по месту, где только что лежал Эгерт, и копыта высекали на камнях веселые искры; Тория ощутила порыв ветра, пахнущего вином и дымом. Она привалила Солля к стене – глаза его были открыты, но бессмысленный взгляд устремлен был сквозь склонившуюся над ним девушку. Тория испугалась – никогда прежде она не видела у людей такого странного взгляда.
– Солль, – сказала она в отчаянии, – пожалуйста… Вы меня слышите?
В мутных неподвижных глазах не отразилось ни тени мысли.
Борясь с испугом, Тория попробовала рассердиться:
– Ах, так?! Ну почему я, скажите, обязана возиться с каждой пьяной тварью?
Она наклонилась над его лицом, пытаясь и желая уловить густой винный запах. Запаха не было, да и Тория не была настолько наивна, чтобы не понимать, что Солль на самом деле трезв.
Тогда она растерялась. Самым естественным представлялось ей бежать к отцу за помощью, и она уже сделала несколько шагов – однако вернулась. Что-то совершенно определенно подсказывало ей, что оставить сейчас Эгерта означает убить его. Отец не успеет, безжизненного Солля поглотит сутолока праздника, и только утром городские служители притащат к университету его изуродованное тело…
Изо всех сил стиснув зубы, она прижала пальцы к Эгертовым вискам. Кожа была теплой, и под ней в такт биению сердца подергивались жилки – Солль был, по крайней мере, жив. Тория перевела дыхание и методично, как учил ее отец, принялась разминать и массировать Соллевы шею и затылок; неподвижный взгляд пугал ее, и дрожащим голосом она принялась приговаривать:
– Эгерт… Придите в себя. Очнитесь, пожалуйста… Что же мне делать, если вы не очнетесь, а?
Пальцы ее немели, отказывались двигаться, а глаза Солля оставались по-прежнему безжизненными. Все крепнущая уверенность, что Эгерт повредился в уме, заставила Торию покрыться мурашками.
– Нет, – бормотала она, – это слишком… Не надо так, Солль, ну не надо же!
Вокруг кружились, притоптывая, десятки заплетающихся ног, и кто-то драл горло, перекрывая всеобщий шум срамными куплетами.
Тория готова была заплакать, когда широко раскрытые серые глаза наконец дрогнули. Веки упали на них и тут же поднялись снова – теперь Солль смотрел на Торию, тупо и удивленно.
– Солль, – сказала она быстро, – надо идти домой… Слышите?
Губы его беззвучно шевельнулись, потом шевельнулись снова, и до девушки донеслось:
– Ты кто?
Ее прошибло потом – неужели он все-таки утратил рассудок от пережитого на площади потрясения?
– Я Тория… – прошептала она растерянно. – Вы… не узнаете?
Распухшие Эгертовы веки снова упали, прикрывая глаза.
– Это на небе, – сказал он тихо, – такие звезды.
– Нет, – она снова схватила его за плечи, – не так… Нету неба, нету звезд, я Тория, а мой отец – декан, вспомните, Эгерт!
Последнее слово обернулось прорвавшимся всхлипом – Солль снова поднял взгляд. Глаза его странно потеплели:
– Я… не сумасшедший. Вы… не бойтесь, Тория. Звезды… Созвездие, как родинки… на шее.
Тория невольно схватилась рукой за свою шею. Эгерт снова шевельнул губами:
– Поют…
Откуда-то доносилась нестройная хмельная песня. С ближайшей крыши слышалось сопение: невесть как попавший туда гуляка решительно выворачивал флюгер.
– Это ночь? – спросил Эгерт.
Тория перевела дыхание:
– Да… Сегодня был день Премноголикования.
Глаза Солля затуманились:
– Не нашел… Не нашел… Теперь уже не найду… Никогда…
– Скитальца? – шепотом спросила Тория.
Эгерт с трудом пошевелился, сел, опираясь на стену. Медленно кивнул.
– Но на будущий год он явится снова, – сказала она как могла беспечно.
Эгерт покачал головой:
– Целый год… Я уже не доживу.
В словах его не было ни капли рисовки или кокетства, только спокойная уверенность.
Тория будто очнулась:
– Солль… Надо уходить. Вставайте – и пойдем.
Не двигаясь с места, он снова тяжело качнул головой:
– Я не могу… Я останусь. Вы… идите.
– Нельзя, – она старалась говорить как можно убедительнее и мягче, – нельзя, Эгерт… Вас здесь растопчут, пойдемте…
– Но я же не могу, – пояснил он удивленно. И продолжал без перехода, будто раздумывая: – Жук без крыльев… Тот был без крыльев. Назад… нельзя. Не выходит, мама… Почему не получается? Мертвые… Наверное… не ходят. Назад нельзя!
Глаза его снова затуманились. Впадая в панику, Тория принялась изо всех сил трясти обмякающие плечи:
– Ты живой! Ты живой! Эгерт! Вставай, ну!
– Тория, – прошептал он отрешенно. – Тори-я… Такое имя… Я живой. Нет, не то. Тория… – он протянул вперед ладони, сложенные лодочкой. – Это будто бы бабочка… Села на руку, сама… Будто подарок… Один раз в моей жизни… И я убил ее, Тория… Тогда, в Каваррене. Убил… его. И убил себя, потому что… – он разнял ладони, будто пропуская через них невидимый песок, – потому что потерял… Торию, – он бессильно откинулся назад.
Она смотрела на него не отрываясь, не зная, что и сказать.
– Это правда – ты? – спросил он шепотом. – Или это все-таки… меня встречают… там?
Тория испугалась:
– Нет… Это я…
Он неуверенно протянул руку и осторожно коснулся ее щеки: