Шрам

Тория оказалась так близко, что при желании могла дотронуться протянутой рукой до замысловатого эфеса шпаги у его пояса. С трудом выдерживая пристальный взгляд, выпалила прямо в прорезанное морщинами лицо:

– Здесь… Один человек. Он хочет… Ему надо с вами поговорить, это вопрос жизни и смерти, умоляю, выслушайте его!

Длинный тонкий рот чуть дрогнул:

– Он немой?

Тория растерялась:

– Что?

Скиталец шумно вздохнул. Усмехнулся, теперь уже точно усмехнулся, но усмешка эта не принесла Тории облегчения:

– Разве этот ваш человек немой? Почему за него говорите вы?

Тория беспомощно оглянулась на Солля. Тот стоял на мосту, вцепившись рукой в перила, и молчал, будто навек утратив дар речи. Ветер теребил свалявшиеся светлые волосы.

– Эгерт! – крикнула ему Тория. – Возьми себя в руки… Скажи… Ты же хотел сказать, скажи!

Солль смотрел так, как смотрит на охотника угодивший в капкан лисенок, и молчал.

Скиталец чуть поклонился Тории – и двинулся прочь. Потрясенная нелепостью и неправдоподобностью случившегося, она кинулась за ним, как базарная попрошайка кидается за всяким, посулившим монетку:

– Господин! Пожалуйста…

Кажется, она даже схватила его за рукав; она готова была упасть на колени, когда Скиталец обернулся, теперь удивленно:

– Что же?

– Не уходите, – прошептала она, задыхаясь. – Он сейчас скажет… Он скажет.

Скиталец смерил ее внимательным, изучающим взглядом – она задрожала, чувствуя себя прозрачной, видимой насквозь. Тонкие губы снова дрогнули в усмешке:

– Что ж… Может быть, вы и правы… Может быть, – и, повернувшись, Скиталец все так же неспешно вернулся на мост.

Эгерт стоял на том же месте; Скиталец подошел близко, почти вплотную, и глаза его были на одном уровне с глазами высокого Солля:

– Ну?

Эгерт проглотил застрявший в горле комок. Произнес чуть слышно:

– Каваррен…

– Помню, – усмехнулся Скиталец терпеливо, – хороший город… – и вдруг спросил ни с того ни с сего:

– А вот как вы думаете, эта жеребьевка перед казнью – милосердие или, наоборот, жестокость?

Солль передернулся. Прошептал через силу:

– И то, и другое… Надежда в ночь перед казнью… И сомнения… Муки… Переход от отчаяния к вере… Потом обман надежды – и человек не готов… Умереть достойно…

– Не все умеют умереть достойно, – заметил Скиталец. – Однако, откуда вы знаете? В вашей жизни ведь не было ночи перед казнью, откуда вам знать, что такое отчаяние и что такое надежда?

– Мне кажется… – вздохнул Солль, – что я уже немного знаю… Немного. Я… научился. Но… вам, конечно, виднее – вы-то знаете, что такое ночь перед казнью…

Тория, стоявшая рядом, похолодела. Скиталец, кажется, удивился:

– Да? Что ж… Мне много чего известно, это правда… А вы прилежный ученик… Солль.

Эгерт вздрогнул от звука своего имени. Прижал ладонь к шраму:

– Можно… это… снять?..

– Нельзя, – уронил Скиталец, глядя в воду. – Отрубленные головы обратно не прирастают. Только сущий малыш может мучить жука, пытаясь приспособить на место лапку, которую сам же и оторвал… И некоторые заклятия тоже не имеют обратной силы, Солль. Придется смириться.

Стало тихо. Бумажный колпак, все это время блуждавший от берега к берегу, наконец-то размок, расклеился и понемногу стал тонуть.

– Я так и думал, – глухо сказал Солль. В голосе его скользнуло нечто такое, от чего у Тории волосы встали дыбом.

– Эгерт, – она шагнула к нему и вцепилась в его руку. – Эгерт, все будет… Все будет хорошо. Не надо… Пойдем домой. Все будет… Вот увидишь, Эгерт, – но в этот момент воля изменила ей, и она горько расплакалась.

Солль, стоящий на ногах на удивление твердо, подставил ей руку, и теперь уже она оперлась на его локоть. Медленно и молча они двинулись прочь; за спиной у них раздалось вдруг негромкое:

– Минутку…

Оба, вздрогнув, обернулись.

Скиталец стоял, привалившись к перилам, и в задумчивости разглядывал носок собственного ботфорта. Поднял голову, прищурился навстречу восходящему солнцу:

– Заклятие не имеет обратной силы, но может быть сброшено… В исключительных обстоятельствах. Раз в жизни бывает этот момент, и пропустивший его лишается надежды навсегда; условия же таковы…

Легко забросив плащ за спину, он спускался им навстречу, и Эгерту показалось в это мгновение, что Скиталец – его ровесник.

– Слушайте и запоминайте, Солль:

КОГДА ПЕРВОЕ В ВАШЕЙ ДУШЕ ОБЕРНЕТСЯ ПОСЛЕДНИМ…

КОГДА ПУТЬ БУДЕТ ПРОЙДЕН ДО КОНЦА…

КОГДА НА ПЯТЬ ВОПРОСОВ ВЫ ПЯТЬ РАЗ ОТВЕТИТЕ «ДА»…

Скиталец замолчал. Добавил тихо:

– Заклятие спадет само собой… Только не ошибитесь. Ошибиться легко, и ошибка дорого вам обойдется… Прощайте, господа. Не повторяйте своих ошибок…

Едва продравший глаза служитель обмер от изумления, увидев поднимавшихся по парадным университетским ступеням вольнослушателя Солля и дочь декана Торию. Оба были бледны, как покойники, и готовы были упасть, лишившись опоры; опорой каждому служила рука другого.

Часть третья. Луаян

7