Шрам

У мамы такое выражение лица, какое бывало много лет назад, когда она распекала меня за оплошности и проступки – она смотрит на меня очень строго, даже сурово.

Звонит таймер у плиты, и мама открывает духовку. Кухня сразу наполняется ароматом сдобного печенья.

– Я всё-таки пойду прогуляюсь. Хочешь, идём вместе? – Мамино лицо искажается ужасом, и я понимающе киваю. – Ладно, я ненадолго, пока!

Закрывая парадную дверь, я вижу, как мама берёт ещё горячее печенье, но не успевает поднести ко рту – хрупкая сдоба трескается у неё в руках и падает на пол.

«Надо было слушаться Себа».

Глава тридцать первая

На улице мне быстро становится не по себе. В последний раз я шла по знакомым улицам к площади как будто сто лет назад: ещё до того, как впервые попала в Фетерстоун. Этой дорогой я ходила в студию Обеля, с папой в музей, в Зал поминовения с мамой. С тех пор всё очень изменилось.

Свернув на мощёную улочку, по обе стороны которой выстроились дома с террасами, я плотнее закутываюсь в шаль, хотя сегодня тепло. Нужно спрятать лицо. Лонгсайт уверял, что я не пленница, однако без присмотра не оставлял. Откуда мне знать, что случится, если меня обнаружат вот так, на прогулке? А мне обязательно надо найти Мел.

Лавка цветочника на углу встречает меня горьким ароматом вянущих цветов, будто подталкивая вперёд. На площади, кажется, собрался весь город: люди несут в музей книги предков. Под тяжестью коробок и сумок с книгами из кожи поникли плечи, а сердца скованы печалью. Чем ближе двери музея, тем тоскливее на душе, тем сильнее застилают глаза слёзы – ведь семейные книги как будто отправляются в тюрьму.

Никто не смотрит на закутанную в шаль девушку, которая идёт прямо к ступенькам главного входа. Я уверенно переступаю порог и миную приёмную незамеченной. Служители заняты, они принимают книги, и меня никто не останавливает. Вот так, без особых усилий, я и оказываюсь в здании.

Постучав в дверь кабинета Мел, я напрасно жду ответа и наконец вхожу без разрешения.

«Наверное, рассказчица занята, помогает принимать книги. Что ж, я подожду».

Однако в кабинете меня сразу охватывает неприятное ощущение: здесь что-то не так.

Стул лежит на боку, на письменном столе – перевёрнутая чашка, а на открытой книге засохли чаинки.

– Мел, ты здесь? – тихо зову я, закрывая дверь.

В ванной комнате пусто. Постель в спальне аккуратно заправлена, заплечный мешок, с которым Мел путешествовала в Фетерстоун, на полу, у изножья кровати. А возле подушек, на кровати, лежит знакомый блокнот. Затаив дыхание, я хватаю его. Вместо закладки – золотая ручка Мел, и я снова в замешательстве замираю. Опустившись наконец на кровать, я открываю заложенную страницу. Передо мной список дел, или заметки, план «на завтра», который набрасывают, если не спится.

из Мортона. Обсудить с мэром Лонгсайтом.

золотая цепочка. Отдать в бюро находок.

пригласили на школьное собрание. Уточнить день и время встречи.

лишние книги на музейной витрине. Принять меры.

подходящих кандидатов для нового обряда нанесения меток.

покосились полки с книгами. Вызвать мастера.

Обычный список. Но я перечитываю его не раз, прежде чем вдруг понимаю: первые, едва заметно подчёркнутые слова складываются в три короткие фразы:

Книга найдена.
Меня заметили.
Найти внизу.

Опустившись на колени, я приподнимаю край покрывала и шарю под кроватью. Почти сразу упираюсь кончиками пальцев во что-то гладкое, не очень большое, с резко очерченными краями. Ложусь на пол и запускаю под кровать руку до самого плеча, а потом очень медленно и осторожно вытягиваю на свет находку.

Чихая и отряхиваясь, я не сразу понимаю, что у меня в руках. Это папина книга. Скорее всего, Мел отправилась за ней вчера ночью и только потом вернулась сюда, к себе. Счищая рукавом пылинки, я благоговейно переворачиваю страницы. Это действительно папа! Каждая метка будто говорит со мной его голосом после долгой разлуки.

Мел нашла папину книгу. Спасла его для меня.

Но какой ценой?

Глава тридцать вторая

Теми же широкими и уверенными шагами я беспрепятственно выхожу из музея. На площади по-прежнему людно, но большинство жителей стоят с пустыми руками: книги отправились во временное жилище, в музей. На меня никто не смотрит, все взгляды прикованы к сцене. Наверное, опять общее собрание.

Однако на помосте нет ни мэра, ни Минноу, только рабочие прикрепляют широкий плакат. Они тщательно привязывают длинный лоскут ткани к широкому основанию сцены веревками, продетыми в отверстия по углам, медленно, стараясь не измять и не перекосить, шаг за шагом разворачивают рулон.

«Интересно, что Лонгсайт придумал на этот раз?»

Слова появляются одно за другим.