Шрам

Подходя к дому, я думала: «Что же сказать маме при встрече?» Но сейчас не время и не место для слов. Я опускаюсь на колени у её ног, и мама молча нежно касается моего лица, чтобы смахнуть слёзы, и целует в щёки. Я осторожно дотрагиваюсь до диагональной метки – мама закрывает глаза, объятая болью и стыдом. Порывисто встав, я трижды целую чёрную полоску. Мама берёт меня за руку и увлекает вверх по лестнице.

Я дома.

* * *

В моей спальне всё по-прежнему, с того дня, как я ушла, ничего не изменилось, и мама, не слушая возражений, укладывает меня в кровать и закутывает в одеяло. Но мне не спится. Немного поворочавшись, я забираюсь в постель к маме и проваливаюсь в сон, держа её за руку.

Мне снится, что я качаю на руках ребёнка. Я стою на берегу реки, слушаю, как шепчется ветер в камышах, как вода журчит на камнях. Малыш не издаёт ни звука, даже когда я укладываю его в деревянный ящик. Крышку я не приколачиваю гвоздями, ведь этот малыш вовсе не король. И я не хочу, чтобы он вернулся через три дня и объявил себя Богом. Нет, этот кроха, так весело мне улыбающийся, не должен вернуться. По крайней мере до тех пор, пока не придёт его время.

– Не будь ни королём, ни королевой, – шепчу я. – И волшебником тоже не становись.

Приподняв корзину с ящиком, я опускаю её в воду у самого берега, в камышах. Течение медленно вытягивает плетёный кораблик на чистую воду.

– Будь храбрым, будь добрым, – говорю я вслед малышу. – Будь свободным от снов, легенд и битв. Познай мир и покой, а если отыщешь их, принеси обратно. Но не сейчас. Время ещё не настало.

Скользя вниз по течению, малыш отвечает мне заливистым смехом.

* * *

– Мне сказали, что ты не хочешь меня видеть, – говорю я маме утром, когда мы сидим за нашим деревянным кухонным столом и пьём несладкий чай. В доме нет ни молока, ни хлеба, ни масла для тостов. – Так сказал мэр Лонгсайт. Это я во всём виновата, мама, оставила тебя расплачиваться за мои ошибки.

– Ох, Леора, когда же ты научишься не верить этому человеку на слово?

Я застываю, не донеся чашку до рта.

«Как странно… мама всегда была почтительной, знала законы и следовала им. Ни разу я не слышала от неё таких слов о правителях».

– Когда ты ушла, все очень мне сочувствовали, поддерживали, кто чем мог. Мои настоящие друзья знали, что всё не так, как говорят. – В уголках маминых глаз собираются крошечные морщинки.

– Что же случилось? – осторожно спрашиваю я, многозначительно оглядывая пустую запущенную кухню – таких кухонь не бывает у тех, о ком заботятся.

– Мэр Лонгсайт пришёл в ярость: как же так, горожане преданы узам дружбы куда больше, чем ему! – Мамин голос, всегда такой ясный, звучит хрипло и надтреснуто. Мама отхлёбывает чай. – И он принял меры, – со вздохом добавляет она.

– Тебе нанесли метку? – спрашиваю я, и она кивает.