Прикусив нижнюю губу, я киваю. Чувствительность, хоть и медленно, возвращается. Он ведёт выше, от локтя к плечу, и я опять вздрагиваю. Мои щёки вспыхивают от тепла его тела, и я теснее прижимаюсь к Оскару. Он закрывает карие глаза, и я покрываю поцелуями его подбородок. От его вздоха во мне что-то вспыхивает, я жадно тянусь губами к его щекам, груди и рту. Между нами больше нет ни дюйма. Наконец-то я нашла тепло и покой.
Cтолько всего пришлось изменить, о стольком поспорить. Как соединить пустых и отмеченных спустя столько лет? Как изжить прошлую ненависть? Мы все ещё ищем решение. Тания и Соломон поселились неподалёку, на окраине Сейнтстоуна. Им нелегко, но они сказали маме, что больше нигде не чувствуют себя как дома. А так они хотя бы поблизости от Обеля и Галл.
Фенн переезжает с места на место, всегда в поисках новых приключений и важных дел. Уитворты добрые, милосердные и мудрые, жители Сейнтстоуна медленно к ним привыкают и принимают как своих. На прошлой неделе Джулия отправилась к Тании за советом. Кажется, её беспокоит тяга Себа к независимости. И Тания неподдельно обрадовалась этому визиту. Я учусь у них терпению.
Я рада, что Себ хочет быть самостоятельным и говорит об этом родителям. Он доказал, что мыслит ясно и умеет быть внимательным… И он такой добрый… Я бы была не прочь хоть немного на него походить. Он показал себя храбрее многих, заранее зная, что не получит никакой выгоды.
С мамой мы уживаемся гораздо лучше, чем я ожидала. Её прежний девиз «Не высовывайся» давно забыт, и мне кажется, что я впервые вижу мамину истинную сущность. Она по-прежнему читает знаки в самом полном смысле этих слов. Люди приходят к ней за советом, и она делится с ними добром, помогает жить в мире. Мама расцвела.
А Галл… просто Галл. Ей впервые по-настоящему хорошо. Иногда мы с ней играем в карты – так нам безопаснее всего заново навести мосты. Мне кажется, что мы обе играем в поддавки, позволяя другой выиграть. Вчера я её рассмешила – она беспомощно, будто задыхаясь, хихикнула, – наверное, это добрый знак. Недавно мы сидели вечером втроём, и Верити спросила Галл, во что она верит.
Я испугалась, вдруг Галл вспомнит страшные события из недавнего прошлого, но она, глубоко задумавшись, ответила, что не знает и счастлива и так. Девочка из Фетерстоуна так отчаянно искала свою веру, но столько потеряла, что теперь медленно обретает себя. Сейчас она здорова, а всё потому, что пока держится ото всех особняком. Каждый раз, думая о Галл, я улыбаюсь.
Карл и Обель работают вместе, в студии. Иногда они ссорятся, больше как братья, чем как собратья по ремеслу. Обелю сделали операцию, чтобы восстановить раненую руку, и он усердно разрабатывает пальцы, возвращая им былую гибкость. И выздоровление, и дела в студии идут хорошо. Карл часто заходит и рассказывает новости, чем очень меня веселит.
Обель как-то сказал, что путь к спасению, искуплению грехов всегда открыт. В его словах было столько благородства, они вселяли надежду. Однако события прошлого года заставили меня всерьёз задуматься: а верю ли я в право на вторую, третью, четвёртую попытку?
Обель попросил прощения за то, что вычернил мне знак вóрона в то утро, во Дворце правосудия. Открыв студию, мастер пригласил меня зайти. Решиться было нелегко, но с помощью Верити я справилась. Стул для клиентов ждал меня, а рядом почему-то лежали ножницы. Верити улыбнулась. Похоже, Обель посвятил её в свои планы.
– Знаешь, Леора, обычно одну и ту же татуировку не делают дважды. – Он улыбнулся. – Я уже нарисовал тебе одного вóрона, два – это слишком. Да и тебе такая метка не идёт, не в твоём это стиле.
Сгоревшие волосы ещё толком не отросли, и я без сожаления позволила Обелю обрить мне затылок.
Я гораздо лучше переношу боль, почти не замечаю уколов иглы чернильщика, да и Верити отвлекает меня рассказом о новом парне, который ей нравится. Впрочем, когда Обель закончил, я обрадовалась – хотелось увидеть, что же он сотворил. Я посмотрела в зеркало, а Обель поднёс другое к моему затылку, чтобы показать новый знак. Верити потрясённо охнула. Сначала я рассмотрела штрихи предыдущей метки, вóрона: чёрные когти и перья, но потом поняла – рисунок изменился. На обгоревших следах вспыхнули оранжевые, алые и изумрудные сполохи. Теперь меня охраняет птица феникс.
– Восставшего из пепла в плену не удержать. Ты, девочка моя, ожившее пламя.