Шрам на сердце

— Послушай, Володя, на сон грядущий… Самое твое имя — Владимир — подсказывает, что ты должен властвовать не только над своей судьбой, а и над всем миром. Я имею в виду, — уточнил Москалюк, — не казенную власть, упаси боже!.. Душой и сердцем должен быть со всем миром. А мир с тобой.

— Слова, — хмыкнул Володя.

— Не слова, а философия, — по солидному тону, каким говорил Москалюк, я заподозрил, что он успел глотнуть чего-то покрепче чая. — Вот я тебе сейчас нарисую две картинки. Первая такая: катится воз, а к возу собака привязана. Может быть, та, о которой Егорушка говорил… Что ей делать? Если собака умная, то по доброй воле бежит за возом. Так? А теперь другая картинка: опять воз, опять собака, уже не та. А скажем, не очень умная… Скулит, садится на задние лапы, а воз тащит, аж горло ошейником душит.

— Ну и ладно, — сквозь зубы бросает Володя. — Вот это я и есть та глупая собака. И буду рваться изо всех сил, если воз не туда тащит. Хватит!..

Слышно было, как он заворочался в постели и, должно быть, укрылся с головой, потому что замер.

— Это и есть доброе слово на сон грядущий? — вздохнул Алексей Павлович. И не без лукавинки спросил: — Байку сам выдумал?

— Нет, — честно признался Москалюк. — Прочитал в одной книжке. Забыл, как называется. Это древние мудрецы так учили: если уж свалилась на тебя какая-нибудь напасть, не упирайся.

— Пускай они и бегут за возом, твои мудрецы, — сердито проворчал Алексей Павлович. — Договорились до того, что человека с собакой поравняли. А тебе вот что скажу: зачитался ты, Москалюк, и концы с концами у тебя не сходятся. Начал во здравие: человек мол, хозяин всего мира. А кончил чем? Беги, как собака за возом?..

— Ишь ты! — охнул Москалюк и умолк.

На том и окончилась в третьей палате короткая дискуссия по поводу поучений древнегреческих мудрецов.

12

Мы выходили после лечебной гимнастики. А на дворе ожидали женщины. Подходила их очередь заниматься.

Клавдия стояла одна под деревом. Погасшее лицо, опущенные глаза. Если бы скульптор хотел создать образ скорби, то это была бы идеальная натура.

Я шел к корпусу. Свернув на боковую дорожку, я почему-то снова бросил взгляд на Клавдию, как раз в тот миг, когда она вдруг вспыхнула. Это было мгновение, когда у человека вырывается наружу то, что тайно бурлит, спрятанное от всех. Я невольно посмотрел в ту сторону, куда рвался ее взгляд. У парапета, заглядевшись на море, стоял Константин Григорьевич.

Послышался голос Галины, и Клавдия побежала в гимнастический зал.

Как и сотни других, случайных и мимолетных впечатлений, и это забылось в тот же день. Надо же было, чтоб после обеда я ненароком снова увидел, как Клавдия, поднимаясь на второй этаж, где помещались женщины, бросила взгляд на дверь кабинета нашего врача. Взгляд, полный тоски, смятения и детской растерянности.

Должно быть, она сама была поражена тем, что нахлынуло на нее.

Как и раньше, они везде были вместе с Галиной, разговаривали, смеялись. Но Галина не видела, как Клавдия вдруг менялась в лице, как неслышно шевелились ее губы. Очевидно, довериться кому-нибудь было свыше ее сил.

А Константин Григорьевич и вовсе ничего не замечал.

Я снова побывал у него на очередном приеме. Слава аллаху, о повести он не вспомнил.

Книга десятилетней давности — какое страшное расстояние! Многое перегорело. Переписать бы заново десятки страниц, а десятки вычеркнуть. Но это почти так же невозможно, как заново прожить вчерашний день и вычеркнуть что-то в собственном прошлом.

Я надеялся: у него хватает забот, отложит, забудет…

Когда мы вышли во двор, к Москалюку с протянутыми руками бросился незнакомый человек в огромной кепке. Почему-то именно она обратила на себя внимание. А потом — круглое лицо и туго обтягивающий пиджак. Видно, из тех, кого природа, не дав ходу вверх, щедро наделила шириной.

— Москалец, здорово! — завопил он.

— Данила? Откуда ты взялся?

Поздоровались, похлопали друг друга по плечам.

— Прибыл на заслуженный отдых, — сообщил Данила. — А как же, полагается. А ты, козаче, поздоровел, ей-бо! Ты, брат, герой!.. С тебя, значит, причитается… — Глазки маслено заблестели.

Москалюк объяснил:

— Это из нашего знаменитого Спецстальмонтажа. Где же ты отдыхаешь?

— Санаторий «Крымская роза» — во! — поднял кверху большой палец.

Они еще похлопали друг друга по плечам. Потом Данила стал выкладывать события, происшедшие в Спецстальмонтаже, приперчивая их крепким словцом.

— Послушайте, товарищ…

Егор Петрович не дал мне закончить. Он подошел впритык и сердитым взглядом вперился в круглое лицо Данилы.

— Вы не в кабаке, а в лечебнице. Чего выражаетесь? Еще одно такое словцо, и я вашей же кепкой заткну вам рот.

— Егорушка, что это с тобой? — удивился Москалюк.

Я ушел. Издалека видел, что разговор идет уже в мирных тонах.

Не знаю, где они были потом. Но когда после ужина выходили из столовой, Москалюк задержал меня. Было заметно, что он опять в подпитии.

— Походим?

— С удовольствием.

Направились к кипарисовой аллее, к круче над морем.