Шрамы как крылья

Фотограф ведет курсором по моему лицу, и кожа под ним теряет четкость. Стыки пересаженной кожи и шрамы размываются. Так он обрабатывает половину лица: теперь оно нечеткое, но выглядит однозначно лучше.

Он выбирает курсором другой инструмент.

– А сейчас заполним… проблемные места.

Фотограф кликает по моим отвисшим нижним векам, заполняя их нормальной кожей. Затем подводит губы, чтобы розовый цвет не расплывался нечетким контуром.

– Ну, что скажешь? – с улыбкой спрашивает он.

– Потрясающе.

– Значит, делаем?

– Что делаем?

Мое прежнее лицо? И сколько это будет стоить?

– Ретушь. Ведь эта фотография пойдет в ежегодный школьный альбом.

Я смотрю на девушку на экране. Ава-до-Пожара. Фото слегка расплывчатое, и все же это она.

– И часто так делают?

Он кивает.

– Да. Все время просят затереть морщины, шрамы, некрасивые родинки. Зависит от того, какой ты хочешь остаться в воспоминаниях других.

Заманчиво. Мне хотелось бы, чтобы другие ученики запомнили меня такой, как на этой фотографии. А не такой, какой видят меня в коридорах школы. Хотелось бы, чтобы они забыли об этой девушке. Отфотошопить ее до небытия…

– Но ведь это не я.

Фотограф заговорщически улыбается.

– Ну да, в том-то все и дело – на фотографии лучшая версия тебя.

Сзади приглушенно перешептываются, и я оборачиваюсь. Ученики столпились вокруг и переводят взгляд с меня на мою отретушированную фотографию.

На ее фоне я кажусь себе еще безобразней. Во мне зарождается жгучая ненависть к ней.

– Просто удалите, – тихо прошу я.

Фотограф наклоняет голову, словно не понимая, что я говорю.

– Мне это не нужно, – говорю я.

– Ладно. Значит, оставляем как было? – смущенно спрашивает фотограф.

Я поспешно беру сумку. Глупая была идея…

– Нет. Удалите все. Я не хочу фотографию.

– Точно? Я…

– Удалите! – Мой голос эхом отдается от стен. Я поворачиваюсь к фотографу и прошу уже тише: – Пожалуйста.

Он перемещает файл в мусорную корзину на экране.

– Я просто хотел помочь.

У меня на глазах вскипают слезы. Вцепившись в сумку, я иду к двери.

– Не нужна мне ваша помощь. Мне никто не нужен!

Глава 19

Сорвать бы этот розовый парик! Но Пайпер выбросила мою бандану, а я ни за что не пойду в театральный кружок с непокрытой головой.

И вот я сижу в туалетной кабинке и пинаю дверь. Дура я – ни фотошоп, ни парик не изменят реальность.

Дождавшись, когда фотограф уедет, а в театре проведут круг доверия, я вхожу в зал. Асад уже красит дорогу из желтых кирпичей, работу над которой мы начали на этой неделе. А рядом с ним Пайпер малюет зеленые небоскребы Изумрудного города. Волейбольная команда уехала на соревнования, и Пайпер теперь приходит к нам.

– Ну и как прошла гламурная съемка? – спрашивает она.

Взяв кисть, я опускаюсь на колени рядом с Асадом и сосредотачиваюсь на желтых кирпичах.

– Представь себе наихудшее развитие ситуации, а потом умножь его на десять – тогда получишь приблизительное представление.

– Вряд ли все было так плохо…

– Он отфотошопил меня, – тихо говорю я, не желая устраивать истерику на глазах у Асада.

Кисть с зеленой краской зависает в воздухе.

– Кто и что сделал?

Я рассказываю ей о нервном фотографе и его предложении о ретуши.

– Возможно, он просто хотел сделать как лучше, – добавляю я в конце.

Пайпер смотрит на Асада – тот пожимает плечами, – и переводит взгляд на меня.

– Ава! Учись говорить людям, куда они могут засунуть свое «я хотел как лучше», – пронзительным голосом заявляет она и трясет меня за плечи, обрызгивая при этом краской. – Кто кроме нас скажет им это?

– Что именно?

– Что тебе не нужен фотошоп. Что его представления о красоте устарели.

– Вот видишь – именно поэтому ты должна была пойти со мной.

– Я не смогу выиграть твои сражения за тебя, Ава.

– Очевидно, мне это тоже не под силу. – Я запускаю пальцы в розовые пряди. – Я думала, с этим париком в мою жизнь придет что-то новое, я посмотрю в лицо своим страхам и все такое. Но я в полном раздрае.

Прежде чем Пайпер успевает подтвердить, что я трусиха, она замечает Кензи, которая идет к нам, уставившись на бывшую подругу.

– Что ты здесь делаешь?

Пайпер не смотрит на Кензи, словно дожидаясь, что или я, или Асад защитим ее. Затем поднимает взгляд на Асада, но того будто интересуют только декорации. Пробормотав что-то себе под нос, Пайпер поворачивается к Кензи.

– У нас свободная страна. Я пришла сюда с Авой.

Кензи переводит взгляд с Пайпер на меня и обратно.

– Значит, отказавшись играть в театре, ты имела в виду, что не хочешь делать это со мной?

– Ну да, что-то в таком духе, – соглашается Пайпер.

– Может хоть поговорим о…

– Нам не о чем разговаривать, – отрезает Пайпер. – Не волнуйся, я не буду устраивать скандал, вкатившись обратно в твою драгоценную труппу. Можешь и дальше не вспоминать обо всем, что произошло.

Кензи смотрит на Пайпер сверху вниз, и выражение ее лица слегка смягчается.

– Это несправедливо, – тихо говорит она, смаргивая слезы.

– Браво! Премию в студию за это представление! Бис! – Пайпер со смешком аплодирует.

И на лице Кензи тут же появляется привычная брезгливость. Сложив руки на груди, она идет к двери позади меня, открывает ее и подпирает стулом.