Шрамы на стали (СИ)

Иногда ему казалось, он не имеет права здесь стоять. Разбойник — вор, укравший чужую судьбу. Хотелось подойти ближе, коснуться, почувствовать тепло кожи, услышать гулкое биение сердца — тут, в окружении промозглой смерти, это казалось особо важным, нужным. Но он не смог, боясь, что Мэва, точно остро отточенный клинок, искромсает все пальцы, сделает больнее.

Она не просила честности, но он сам хотел говорить.

— Он любил тебя, — тихо подсказал Гаскон, и голос эхом отдался, зашумел. Неслышно подошел, мягко, как он умел — как Мэва привыкла. Она не слышала шагов, но словно чувствовала его взгляд. — Я должен был… раньше сказать. Ты имела право знать. Я жаден, Мэва. Я крал золото — подумал, что смогу украсть твое сердце, моя королева. Я крал всю жизнь.

Стоило сказать это год назад. Или того раньше, когда они готовились к штурму Альдерсберга, когда они стояли вдвоем вдали от солдат, ветер выл в ушах.

— Я догадывалась, — ровно, ласково улыбнулась Мэва. — Удивлен? Я могу быть упряма, но не слепа и не глупа.

— Тогда… почему?

Куда делось его хваленое красноречие? «Я не Рейнард». Собственные слова въелись намертво, не растворились. Он жил с ними, с этим осознанием.

— Недавно Исбель сказала, что любовь бывает разной. Она мудрая женщина, мне не хватает таких рядом. Его любовь была опорой, тем, без чего я не могла ни себя представить, ни мир. Как любить солнце — за то, что оно есть и светит. Это было… так правильно. Привычно. Мне жаль, что мы так и не поговорили об этом.

Мэва скользнула кончиками пальцев по мрамору, едва касаясь, нежно. Отняла руку: камень наверняка жалил холодом.

— А ты жжешься, Гаскон, ты непокорней лесного пожара, — неожиданно призналась она. — Но мне нравится играть с огнем.

Другой бы смертельно оскорбился на ее слова, на «игру», — но Гаскон понимал, что это единственно верное слово, это их смысл, утаенный от других, возможность ненадолго забыть про титулы. Побег.

Он все-таки подошел ближе, надгробию кивнул, поправил цветы, лежащие на краю.

— Моя очередь спрашивать, — напомнила Мэва. — Новости от Виллема? Депеши? Он слишком долго молчит — или его гонцы не могут нас догнать.

— Это все, что тебя волнует? — удивился Гаскон. — Насколько хорошо справляется малец без твоего чуткого руководства?.. Я не слышал о новых войнах, значит, все не так уж печально.

— Пожалуй, да, это все, — спокойно согласилась она и отняла руку от надгробия, кинула на него долгий прощальный взгляд. — В остальном я уверена.

— Восхитительная женщина, — по секрету шепнул Гаскон Рейнарду. Иногда ему ужасно не хватало строгого стального взгляда.

— Ты что-то сказал? — откликнулась Мэва. Он догнал ее в несколько летящих быстрых шагов.

— Ничего, моя королева, — по-лисьи хитро усмехнулся он, ловя ее руку для церемонного, играючи запечатленного поцелуя.

Рейнард наверняка вспыхнул бы от недовольства, высказывая ему, отчитывая. И, боги, как же он хотел услышать его голос, но за спинами осталась мрачная тишина подземелья. Впереди вспыхнул свет, лившийся сквозь окна в галерее.

========== 8. ==========

Комментарий к 8.

внезапный зимний спешл!

всех с наступившим :)

Таких снежных зим Мэва давно не встречала. Лок Эскалотт сковало намертво. Валило постоянно, и она оказалась заперта в Ривийском замке со всем двором — они сидели в холодных стенах, едва обогреваемых силами придворных чародеев. Неудовольствие ворочалось в Мэве: она не любила долгих сидений на месте, хотела бы хоть отправиться на охоту — в последнее время это стало одной из ее зимних привычек.

Пока границы были спокойны, она могла загонять не вражеские полки, а только оленей. Впрочем, то было славное развлечение в тоскливые вечера. Зимой жизнь замерзала, торговые обозы ходили как-то неохотно, даже немногочисленные горстки бандитов и эльфских партизан носа не казали на пустующий большой тракт. Лирия и Ривия спали.

Метель злилась всю ночь, потому Мэва думала, что с утра не сможет спуститься во двор. Однако все оказалось не так печально, стараниями слуг расчистили дорожки, по которым можно было неспешно прогуливаться, если не бояться сползающих с красных замковых крыш лавин снега.

Но Мэва не могла остаться в королевских комнатах, хотя мороз кусал за щеки. Днем ранее к ней прибыла группа краснолюдов из Махакама — нечего и было надеяться, что Брувер Гоог решил отправить дипломатов, это явился Габор с несколькими побратимами. Он после войны обещал остаться советником, но все улаживал свои дела — это растянулось на год. Но для того, с кем сражалась плечом к плечу, Мэва не могла не оказать пышного приема, искренне радуясь, что краснолюд решил навестить ее. Этому замку не хватало его простецкой грубости — по сравнению с голосами придворных, звучавших шелками, вымоченными в ароматном масле, его скрипучие слова были усладой для ушей.