Шрамы на стали (СИ)

Во внутреннем дворе, у казарм царило оживление. Подтянулись и некоторые слуги, и пара зимовавших во дворце знатных рыцарей, и, конечно, широкие фигуры краснолюдов. Они следили за какой-то возней; слышались подбадривающие крики и дружный хохот. Осторожно ступая, чтобы ненароком не поскользнуться на обледеневших ступенях, Мэва поднялась на возвышение — помост, примыкающий к казарменным помещениям; с него отлично было видно действо внизу.

Она наткнулась на Габора и с довольной улыбкой поздоровалась. К счастью, над помостом — этим небольшим балкончиком — располагался козырек, так что падающие снежинки перестали плясать у нее перед глазами.

— Здравствуй, королева! — искренне обрадовался краснолюд, так и лучась теплом и добродушием. — Я так и думал, что ты не пропустишь зрелище… Знаешь, в твоем замке совершенно не умеют развлекаться!

— Знаю, Габор. У нас не принято рубить чудищ от скуки, дамы предпочитают музицирование и пение, а их кавалеры — похвальбу. И, конечно, танцы! — вспомнила Мэва об еще одной ее головной боли. Близился Йуле, и эти самые высокородные дамы и кавалеры мало чем отличались от деревенских, так же любили еду, выпивку и танцы в светлую ночь. — Так что здесь творится? — спросила она железно, прибавляя в голос твердости.

— Да вот мальца наш Гаскон на спор подначил посоревноваться, — добродушно прогудел Габор, поглядывая вниз. После того замечательного случая, по праву вошедшему в легенды, когда Гаскон его перепил, он его уважал по-краснолюдски сурово. — Все уж собрались понаблюдать. Стреляют из луков — кто больше попадет.

— Ради чего же они так спорят?

— Ради тебя, королева. У вас скоро праздник — вот и решают, кто будет танцевать с тобой. И Гаскон горазд отплясывать, и сын хочет показать, чему научился.

С легкой усмешкой Мэва представила, что было б, останься в живых Рейнард — он-то не спустил бы наглому — пусть и весьма благородному — разбойнику дерзости, сразился за королевскую честь так, что сталь на клинках треснула бы да луки погнулись. Она скучала по старому другу — ей было жаль, что он не видит этих ленивых зимних дней.

— А станцуй со мной ты, Габор, — попросила она, ехидно поглядывая вниз. — Пусть оба поймут, как опасно делить королеву.

— Что ты, Мэва! — проворчал Габор, оглаживая окладистую бороду. — Твой хахаль меня стрелами истыкает, аки утку, ты глянь, какой он меткий! Куда там «белкам»?

Анси определенно проигрывал, но не сдавался, и Мэву брала гордость. Она облокотилась на деревянные перила и довольно жмурилась, наблюдая. Мороз драл щеки, покусывал. Раскрасневшийся веселый Гаскон помахал ей рукой, крикнул что-то, что, впрочем, совсем не помешало ему поражать одну цель за другой, крепко вбивая стрелы в мишени, хлестко отпуская тетиву…

— Твой Анси, королева, здорово сглупил, когда решил с Гасконом соревноваться в стрельбе. В следующий раз он поспорит с рыбешкой, кто быстрее переплывет реку? — хрипато расхохотался Габор.

— Ему полезно. Вдруг научится чему-нибудь к рыцарскому турниру в Туссенте — он как раз собрался туда отправиться, — вздохнула Мэва досадливо. — Звал с собой Гаскона, но тот отказывается. Он совсем не рыцарь, их игрища презирает…

— Потому-то он тебе по душе, что не рыцарь, — проницательно заметил краснолюд. Ему нравилось безнаказанно поддевать королеву, но она не могла и не хотела его одергивать.

Мэва спустилась, увидела пунцовые щеки сына, загнанно оглядывающегося на дворовых — много народа собралось, чтобы поглядеть. Гаскон церемонно поклонился, хитро, исподлобья глядя. Внутренне — уже торжествовал. Принимая из его рук лук, Мэва легко подняла его, вытянула из стоящего подле колчана длинную стрелу с пятнистым оперением, проскользнула по ней пальцем. Лук был в ее руке — легкий, боевой, уже изведавший бои, с засечками. Гаскон был немного ниже ее, но привыкнуть оказалось несложно.

Стрела ударила в центр — и Мэва снова смогла дышать.

— Простите, матушка… — виновато завел Анси.

— Значит ли это, что я могу танцевать сама с собой? — хмыкнула Мэва, указывая на пораженную мишень.

Дворовые и солдаты рассмеялись, начиная расходиться, а Габор повел Анси к замку. Он еще путался в ногах, никак не мог приспособиться к росту собеседника, потому наклонялся, пожалуй, слишком низко.

Она не стала укорять Гаскона за желание покрасоваться перед мальчишкой — все-таки его не исправить. Да и двору понравилось, краснолюды были развлечены и довольны, еще долго обсуждали поединок за пивом с ее солдатами… Что-то налаживалось. Ее войско, бок о бок сражавшееся с махакамским народом, стало куда проще относиться к краснолюдам, и дружба между ними радовала Мэву.

Как радовало и то, что Гаскон крепко спелся с ее сыновьями.

— Твои дети не так невыносимы, как казалось на первый взгляд, — самодовольно заметил он. — Может быть, однажды Анси сможет попасть в мишень…

Фыркнув, Мэва ничего не ответила. Грела ладони, потирая их друг о друга, и Гаскон, страдальчески закатив глаза, вытащил из-под плаща, в который кутался, теплые грубые рукавицы и протянул ей. Ее перчатки остались в комнате…

— Наверное, мне стоит поблагодарить тебя…