Штамба

— Тридцать два... тридцать два... тридцать... Двадцать девять... Тридцать... Тридцать четыре... тридцать четыре... Двадцать пять. Девятнадцать.,. Девятнадцать... десять, восемь, шесть... — Когда Мишка выкрикивал меньшую глубину, голос его напрягался и начинал звенеть.

— А дальше — вернемся. И наверстаем. Не подохла же в море вся камбала!

За все время работы в тралфлоте Феликсу дважды приходилось возвращаться с промысла, не выполнив плана. Один раз — скисли изношенные машины. Другой — они в разгар путины почти месяц проштормовали, а потом уже просто не хватило времени. Но тогда были серьезные причины.

Над гребным валом стояло дрожащее облако водяной пыли. Вода поднялась еще сантиметров на пять. При крене она уже заливалась за голенища.

— Убрали... За борт...

Подталкивая друг друга, матросы ныряли в темный провал тамбучины. Только Славиков задержался наверху.

— Надо пойти к ним, — настаивал Славиков.

— Не морской это закон, боцман, — отозвался забравшийся на верхнюю койку Мелеша. Он лежал на животе, свесив голову. — Бандитский.

Феликс сдвинул шапку на затылок и грузно сел на подножку у дизеля. Семен не обращал на него внимания. Он обошел дизель, проверил подшипник гребного вала, приложив к его кожуху ладонь — термометр разбился вчера вечером, а другого не было, — записал в журнал показания приборов. Потом достал отвертку, вернулся, взял Феликса за руку и вложил отвертку ему в ладонь.

Протискиваясь в штурманскую, Мишка жалко улыбнулся Семену. Губы у него подрагивали.

— Я пошел, Феликс, мне еще далеко...

Семен снова ушел на другую сторону.

— Может, — отрезал Мелеша. — Идем, Славка. — В дверях Мелеша оглянулся. — Такую рыбу собака жрать не станет — подохнет.

Семен представлял себе, что сейчас должно происходить на мостике. Люди, переставшие уважать друг друга, молча стоят у приборов, рулевой с пересохшим от волненья и ненависти к самому себе ртом вцепился в ручки штурвала.

— Ни, старпом. Коли устануть — менэ самого слопать готовы...

Семен ждал Меньшенького так, как никого еще в жизни. Едва он, длинноногий, ушастый, с припухшими от сна веками, появился на трапе, Семен кинулся к нему. Он нарочно, словно до поры оберегая Меньшенького, встал так, чтобы тому не было видно растекавшейся по машинному отделению воды. Может быть, Семен оберегал себя? Пусть Костя узнает тогда, когда Семен успокоится.

— Старпом! Да вставай же, черт тебя возьми! Вставай, ну! — Феликс открыл глаза, но, как только Мишка отпустил его, уснул опять. — Старпом! — громко повторил Мишка, нагибаясь над самым ухом спящего. Потом схватил его сильными руками за плечи и приподнял. — Давай на мостик, слышишь! На мостик давай скорей!

— Понял? — хрипло спросил Семен.

Невидимый во тьме рулевой, преодолевая ветер, прокричал с крыла мостика:

— Рыбу убрали?

— Хрен с ними.. П-пусть...

Меньшенькому было немного легче: большую половину вахты он мог простоять на высокой подножке у главного двигателя — даже при крене вода не захлестывала ее. Но и ему приходилось пересекать вброд все машинное отделение, чтобы побывать у котла парового отопления «Коршуна».

— Статья... УК РСФСР — от одного до трех, с конфискацией и штрафом.

— Что тебе ясно?

Ризнич снова поморщился:

— Говорили — не пяль зенки, мало того что там вымокли, теперь и здесь по лужам шлепать из-за тебя!

Бредя по воде, они добрались до трапа и сели на железные ступеньки. Меньшенький взобрался выше, и на шею Семена с его сапог и штанов стекала грязная вода. Семен достал из нагрудного кармана две припрятанные папироски. Нашлись спички. Правда, они подмокли, но одна, нерешительно подымив, зажглась...

Он готов был ринуться на Мелешу: тот, весь подобравшись, следил за ним сверху сузившимися злыми глазами. Кибрикова остановил властный окрик боцмана.

Кибриков заметил с ненавистью:

— Дело сделано, старина, — пустым голосом сказал Феликс. — Поздно. Никто ничего не может изменить. Все летит к чертям... И давно... Приходили эти, — он усмехнулся, — десятиклассники... Чтобы я остановил «Коршуна»... Сопляки! Для этого надо арестовать капитана. — Вдруг лицо его стало жестким: — Поздно. Теперь только в порт. Там разберемся. Слышишь?

Натягивая робу, Семен уколол обо что-то палец. Это оказался значок — «800 лет Москвы». Такой значок был только у Феликса. Семен отложил рубаху в сторону. Он хотел снять и сапоги, но при одной мысли, что надо нагнуться, передумал.

— А что ты предлагаешь? — угрюмо спросил стармех. — Этот, — он ткнул большим пальцем в переборку — в сторону рыбонадзоровского судна, — до самого Петропавловска не отвяжется.

Меньшенький потускнел. Сразу как-то ослабев, он пошел к трапу.

— Приказано к ночи выйти на траверз Большерецка... Волна по корме... Сбивает...

— Некогда. Давай... Не уснешь больше?

— Какую гадость ты смалишь?

— До свиданья, Феликс. Тебя ждут. Послезавтра встретимся. На «Коршуне»...

— Средний вперед, — приказал он примирительно.

Там было пусто. Лишь усатый кок (он же буфетчик) вяло гремел посудой.