ШтольмАнна. Проказы Купидона (СИ)

Когда полковник Алмазов явился в дом князя Горчакова с официальным предложением, этому уже никто не удивился, всё ещё с открытия зимнего сезона было понятно. После официального обручения Настенька с матушкой с головой ушли в предсвадебные хлопоты, а Георгий Васильевич с женихом в заботы другие, менее занимательные, но не менее важные: нужно было позаботиться о доме, в который супруг приведёт жену после венчания, подписать кучу бумаг, укомплектовать штат слуг и ещё множество дел муторных и мешкотных, без коих невозможна безоблачная семейная жизнь. В день венчания Настенька была хороша, словно ангел, жених на её фоне наружностью сильно проигрывал, но безграничная любовь, сиявшая в демонических очах, всё компенсировала. Родители от всего сердца благословили дочь на долгую и счастливую жизнь, только старая нянька с трудом сдерживала слёзы. Накануне церемонии она бегала к блаженному Егору узнать о счастье своей воспитанницы, и тот провозгласил барышне скорую смерть. Нянька всю ночь простояла на коленях, моля небеса смилостивиться, но, видимо, не вняли святые горячим молитвам. Аккурат на праздничном обеде Настенька со своим супругом отпили из щедро изукрашенных золотом бокалов и упали бездыханные. Нина Александровна истошно завопила и рухнула в беспамятстве, разом постаревший лет на двадцать князь Горчаков, держась рукой за сердце, приказал звать доктора и послать человека за Штольманом Яковом Платоновичем, после чего упал на пол в глубоком обмороке.

К тому моменту, когда Яков Платонович вместе с Анной Викторовной прибыли, в доме уже остро пахло камфоровым маслом и лавровишневыми каплями. Три заплаканные горничные и доктор хлопотали вокруг по-прежнему лежащей в беспамятстве Нины Александровны, а Георгий Васильевич, бледный, в расстёгнутой до середины груди белоснежной шёлковой рубашке, безучастно сидел в кресле, вертя в руке стопку коньяку.

- К Вам следователь Штольман с супругой, - провозгласил лакей, тщетно пытаясь подавить в голосе дрожь сдерживаемого рыдания.

Князь отшвырнул стопку, коньяк выплеснулся щедрой волной, испортив пушистый светлый ковёр, но на это никто даже не обратил внимания, не до того было:

- Проси немедля!

Первой в комнату скользнула Анна Викторовна, Яков Платонович вошёл следом за ней.

- Сударыня, - Георгий Васильевич церемонно поклонился Анне, нервически дёрнул уголками губ, силясь изобразить улыбку, - прошу меня простить за столь неподобающий вид…

В голубых глазах Анны Викторовны было столько сострадания, что князь махнул рукой, обрывая светскую фразу и отвернулся, пряча слёзы.

- Примите наши соболезнования.

Голос Якова Платоновича был приглушён, но серые глаза смотрели строго, стараясь не упустить ни малейшей детали.

Георгий Васильевич, пересиливая себя кивнул, повернулся, неловко и поспешно вытирая щёки:

- Сударыня… Простите, запамятовал Ваше имя…

- Анна Викторовна, - с готовностью подсказала Аннушка, у которой сердце кровью обливалось при виде безутешного родительского горя.

- Вина? - Князь сделал знак стоящему в углу бледному потерянному лакею, и тот поспешно наполнил три бокала бледно-розовым, источающий тонкий аромат вишни, вином.

- Благодарю Вас, на службе, - отказался Яков Платонович.

Горчаков понимающе усмехнулся, головой покачал:

- А я, с Вашего позволения, выпью. За… упокой души дочери моей… и супруга её новоиспечённого, - хриплым дрожащим от непролитых слёз голосом провозгласил Георгий Васильевич залпом осушая свой бокал. – Анна Викторовна, а правда, что Вы с духами общаться умеете?

Штольман невольно стиснул зубы, предугадывая просьбу, которая непременно последует за вопросом. Аннушка такая впечатлительная, ей нельзя волноваться, а остаться спокойным при такой неподдельной родительской скорби и ему-то, не отличающемуся особой ранимостью, непросто. Конечно, родителей понять можно, кто бы на их месте отказался от возможности сказать своему горячо любимому и стремительно ушедшему чаду последнее прости, но что после этого с Аней будет?!

- Вы хотите, чтобы я вызвала дух Вашей дочери? – Анна Викторовна о переживаниях своему супруга не догадывалась, всем сердцем желая облегчить отеческую боль.

- Если этой возможно, - Георгий Васильевич судорожно вздохнул, прижимая трясущуюся ладонь к опять защемившему сердцу. – Не для себя прошу, для жены моей… худо ей, врач говорит… умереть может… она жить не хочет… - по щеке мужчины скользнула предательская слеза, кончик носа покраснел, веки набрякли, как тучи перед дождём, - если это возможно, пусть она с Настенькой… или хоть привет прощальный от неё услышит… я не переживу смерть жены…