ШтольмАнна. Проказы Купидона (СИ)

Яков Платонович сдавленно кашлянул, вспомнив, сколько раз он в Затонске гулял с Анной Викторовной без всякого сопровождения. Пётр Иванович, интриган провинциальный, ещё и частенько устраивал будто бы случайные встречи, в ходе которых неизменно отлучался то по каким-то срочно возникшим делам, а то и просто незаметно отставая. Князь Горчаков, видя, что господин следователь не спешит обрушивать на голову горничной громы и молнии, устало махнул рукой:

- Хватит голосить. Чего уж теперь…

Дуня послушно замолчала, часто шмыгая покрасневшим носом и размазывая кулачками слёзы по щекам, а тут и Анна Викторовна вернулась. При виде побледневшей едва ли не до синевы супруги, сердце Якова Платоновича тоскливо сжалось. Ну нельзя же так, право слово! Помогать другим, спору нет, дело важное и полезное, но о себе-то, своём здоровье, тоже забывать не следует! Тем более, теперь, когда… Штольман сжал губы, укрощая в очередной раз вышедшие из-под контроля чувства, подошёл к жене, нежно сжал её похолодевшие пальчики.

- Ну, что?! – Георгий Васильевич взирал на Анну Викторовну словно на истину в последней инстанции. – Она… пришла?

- Да, - Анна слабо кивнула, с трудом сдерживая слёзы.

Трудно передать все чувства матери, потерявшей единственную дочь и обретшей призрачный шанс хоть на пару мгновений вернуть её обратно, пусть не обнять, но хотя бы просто поговорить с ней, услышать последнее прости и сказать о своей безграничной любви, против коей бессильна и сама смерть.

- Анастасия очень вас любит и просит, - Анна глубоко вдохнула, чувствуя огромное облегчение оттого, что муж рядом, без него она бы не смогла сдержаться, совладать с бурей чувств, - просит не убиваться по ней. Она счастлива со своим супругом.

Князь Горчаков упал в кресло, закрыв ладонями лицо, горничная тоненько завыла, раскачиваясь из стороны в сторону как от сильной боли.

- Поедем домой, Яша, - тихонько прошептала Анна Викторовна, - пожалуйста.

Штольман крепко обнял свою ненаглядную Аннушку, помогая ей выйти из дома и удерживаясь от тех резкостей, что жгли ему язык. Сейчас Ане нужна его поддержка и защита, а обсудить её безрассудство можно будет и позже. Тем более, что наверняка ещё не раз будет повод, Анечка же не умеет не влипать в истории.

- Сердце моё, да что ж ты не бережёшь-то себя! – выпалил Яков Платонович и тут же крепко сжал губы.

Анна с глубоким вздохом прижалась к мужу, наслаждаясь мерным перестуком копыт, прохладным ветром, несущим покой суетливому и шумному городу, постепенно сгущающимся сумеркам.

- Я люблю тебя, Яша, - прошептала Аннушка и потёрлась щекой о пальто мужа, пахнущее свежестью и чуть-чуть порохом.

В ответ Яков Платонович обнял жену, прижал к груди, щедро делясь своей силой, теплом и безграничной нежностью. В сердце крутились тысяча нежных слов, горячих клятв, более подобающих влюблённым юнцам, чем зрелым мужчинам, но все эти благости никак не желали становиться в стройные предложения. Да и к чему слова, когда глаза становятся зеркалом души и передают всё напрямую, без лукавства, недомолвок и сдерживающих рамок этикета?

Анна Викторовна прочла в серых, словно туман над Невой, глазах мужа всё, что он хотел ей сказать, благостно вздохнула, прижалась покрепче и прикрыла глаза, наслаждаясь тишиной и умиротворением. Аннушка даже и не заметила, как задремала, проснулась, когда супруг на руках нёс её по лестнице, смущённо ойкнула, попыталась слезть.

- Не ёрзай, свалишься, - голос Якова звучал строго, но в уголках губ таилась улыбка, - ты так сладко спала, не хотел тебя будить.

- Прости, - Анна смущённо потупилась.

Штольман приостановился, целуя жену в пушистый завиток:

- Ты просто устала, тебе нужно отдохнуть.

Анна Викторовна вспомнила, как однажды слышала брошенную в сердцах Платоном Платоновичем фразу о том, что женщины, едва их подхватываешь на руки, тут же норовят залезть на шею, хихикнула и спросила, лукаво блеснув глазами:

- А не боишься, что я, как иногда говорят, на шею залезу?

Яков Платонович мысленно сделал заметку всенепременно с братцем побеседовать, а то его язык слишком уж длинным стал, и опять поцеловал жену, наслаждаясь мягкостью её кожи:

- Я с тобой ничего не боюсь, Аня.

Аннушка обняла Якова, прижалась к нему, прошептала на ушко, щекоча кожу дыханием:

- Я люблю тебя.

От избытка нежности кружилась голова, Штольман ощущал себя влюблённым мальчишкой, восторженным щенком, только-только выскочившим на улицу и увидевшим снег. Дверь в спальню Яков открыл ногой, бережно уложил свою бесценную ношу на кровать, ласково поцеловал в висок:

- Тебе нужно отдохнуть.

- А ты? – Анна капризно надула губки, лукаво поблёскивая ясными голубыми глазами.

Следователь в душе Штольмана сурово твердил, что пока дело с душегубом, изводящим новобрачных, не закрыто, расслабляться нельзя, но влюблённый мужчина, в кои-то веки раз, не желал ничего слушать. Да и Аннушку одну оставлять не стоит, вон она какая бледная и несчастная вышла от матери погибшей княжны Горчаковой.

Яков присел рядом с женой, мягко отвёл упавший на лицо локон:

- Я буду рядом.