ШтольмАнна. Проказы Купидона (СИ)

Анна затеребила завязки на платье, взмахнула длинными ресницами, глядя смущённо и чуть провокационно:

- Поможешь? А то у меня ленточка затянулась.

- Конечно.

Штольман потянулся к ленточке, без труда распутал нехитрый узелок, чуть потянул, распуская кокетливую шнуровку, призванную не столько удерживать наряд, сколько привлекать внимание к спрятанным под платьем сокровищам. Аннушка притихла, точно птичка, которую взяли в руки, прикрыла глаза, целиком и полностью доверяясь мужу. Яков ещё расслабил шнуровку, потянул платье вниз, мягко погладил шею жены, чуть заметно коснулся округлых полушарий груди.

- Яша… - всхлипнула Аня, открывая потемневшие от страсти глаза.

- Тш-ш-ш, - Штольман приложил палец к губам жены, - доверься мне.

Анна хотела сказать, что верит целиком и полностью, безгранично, всей душой, но слова потеряли смысл, смешались с тенями в углу спальни, вытесненные шквалом чувств, не поддающихся описанию, потому как язык человека, ограниченный разумом, выразить такое не в силах. Платье улетело куда-то в сторону, за ним последовала сорочка, руки Якова заскользили по телу жены то едва касаясь, то властно и уверенно.

Когда-то давно, ещё на заре своей службы Яков Платонович в пылу погони налетел на нож спрятавшегося в засаде бандита. Рана оказалась неожиданно глубокая, да ещё и молодой амбициозный следователь не придал ей должного внимания, спохватившись лишь тогда, когда от боли стал ночью плохо спать. Всегда сдержанный, как и все мужчины рода Штольман, Михаил долго и со вкусом, на трёх языках (четырёх, если считать ещё и изречения на латыни, которые господин доктор произносил как самые страшные проклятия) ругал своего героического на всю голову братца, а после прописал лечение, в кое входил и царапнувший слух массаж. После первой же процедуры Яков Платонович понял, почему во времена буйства инквизиции десятки, а подчас и сотни людей оговаривали себя и шли на костёр. Он и сам готов был признаться в самых страшных преступлениях человечества за последние триста лет, лишь бы прекратить пытку, во время которой его несчастное тело растирали, скручивали, только что на изнанку не выворачивали, но Михаил Платонович был непреклонен: сеанс массажа включает в себя десять дней и ни минутой меньше. Довод за продолжение мучений был неоспоримым: ты же не хочешь хромать всю оставшуюся жизнь? Хромота Якову Платоновичу была совершенно точно не нужна, а потому пришлось, стиснув зубы, продолжать проклятое лечение, возможно, и дающее исцеление телу, но убивающее болью душу. Чтобы хоть как-то облегчить существование брату Михаил стал рассказывать всё, что знал о массаже (а знал он немало, потому как любознательность и желание докопаться до сути любого встреченного на пути явления также была семейная и ярко выраженная). Сначала Штольману-старшему все эти россказни были сродни птичьему щебету или треску огня в камине, но постепенно Яков стал прислушиваться, а потом неожиданно для самого себя даже увлёкся. Михаил, довольный тем, что норовистый (ох, уж это фамильное упрямство, прямо беда с ним!) пациент перестал взбрыкивать и увиливать от лечения, охотно показал брату простой способ расслабления и даже (гулять так гулять!) массаж, коий решительно вываливался за рамки приличий. Яков Платонович морщиться и корчить из себя ханжу не стал, показанное запомнил, но на практике ни разу не применял. Как-то желания не возникало прибегать к столь изысканным ухищрениям, да и какой в них резон, если дамы, в стремлении привлечь к себе внимание, сами готовы из платьев выскочить?

Таких вот легкодоступных девиц Яков Платонович не любил никогда, он тянулся к дамам, умеющим себя ценить. На том и сыграла Нина Аркадьевна Нежинская, сумевшая покорить если не сердце, то по крайней мере, воображение блестящего следователя. Да что там, Штольман был уверен, что любит её, даже с князем Разумовским на дуэли из-за неё стрелялся, подставив под удар свою жизнь и репутацию. Потом была ссылка в Затонск, но ещё до неё открылся ряд нелицеприятных фактов в отношении блистательной Нины Аркадьевны. А потом жизнь господина Штольмана совершила очередной крутой поворот, едва не сбивший его с ног как весёлая барышня на колёсиках. Анна Викторовна, неординарная барышня, способная общаться с духами и раз за разом вторгающаяся в дела следствия, причём не ради славы или эпатажа, а исключительно по доброте душевной, решительно и бесповоротно изменила жизнь следователя, научив его радоваться и удивляться, волноваться и даже ревновать. И как-то очень незаметно милая голубоглазая Анна Викторовна стала драгоценной Анной, родной и единственной Аней, которой Яков готов был отдать всего себя без остатка.

И сейчас Яков от всего сердца поблагодарил Михаила за те уроки массажа, что тот ему преподал. Руки Штольмана скользили по телу жены, поглаживания перемежались поцелуями и не было в мире слаще мелодии, чем стук сердец, ставших едиными, чем хриплое дыхание и тихий вскрик, полный безграничной нежности:

- Яшенька!

========== Дело № 2.7 ==========