Шторм

Я спускался в город и заказывал самых дорогих и чистых шлюх, чтобы забыть одну-единственную. Ложился на стерильно-белые простыни, натягивая на руки медицинские перчатки, чтобы не коснуться их кожей, и вспоминал, как меня коротило от прикосновений к другой, такой же шлюхе. Прижимал их головы к своему паху и представлял её шёлковые волосы, в которые мог бы зарыться пальцами…и в моём воображении я ласкал их без перчаток. Безумие, распространявшееся с каждым днём рядом с ней всё глубже и глубже. Не закрывать глаза, запрещая себе спать и доводя себя до изнеможения, только чтобы не увидеть во сне её. Нас. Меня в ней и её взгляд…широко распахнувшиеся глаза и отражение её боли на моём лице…я смотрел на него в зеркало её глаз, и меня колотило от такого низменного, такого дебильного и совершенно ненужного мне осознания, что никто и никогда с ней так, как я. Кем бы ни была она. Для чего бы её ни подослали ко мне…она принадлежала только мне вот так, целиком и полностью. И при каждом чёртовом воспоминании об этом — это глупое ощущение триумфа, от которого не избавиться.

Наутро я возвращался в горы, чтобы смотреть, как Ами улыбается Зоричу, и душить в себе желание отрезать яйца сербу. Это была команда Главы: в моё отсутствие сопровождал Медузу в город с гор и непосредственно по самой территории Нейтралитета именно Серафим. Чёрт знает, почему этот выбор пал именно на бывшего ищейку, с учетом того, что он не был нейтралом и навряд ли был сильнее неё, но Морт озвучил его нам троим, намекнув, что без Зорича или без меня Медуза не имеет права отлучаться вниз.

Серб, к слову, был тем ещё ублюдком, которого хотелось прикончить все двадцать четыре часа в сутки. Причём сделать это самым безжалостным способом. Нет, сукин сын ни разу не посмотрел на мою агару плотоядно…даже если она перевоплощалась в мужчин. Я внимательно следил за ним в этот момент. В конце концов, он был достаточно умён, чтобы не связываться ней. Но этот мерзавец не упускал возможности отпустить свои идиотские шутки.

— Всё же сообразительный у вас в Нейтралитете дизайнер, — мы в очередной раз наблюдаем с ним из кабины за спаррингом Ами с одним из карателей, — водонепроницаемая одежда для тебя — самое то.

— Что? — не понимая, что серб имеет в виду, но подсознательно ожидая от него подлянки, — В каком смысле?

— В прямом. Говорю, премию ему надо выписать.

— Зорич, — сдерживаясь, чтобы не сломать его аристократический нос, — мы давно уже выяснили, что юморист из тебя так себе, так что…

— На вот, — он достал белоснежный платок из кармана своего пиджака и протянул мне, — слюни протри, всю форму заляпал, глядя на свою агару. Только и слышно: кап-кап-кап. Скоро голова начнёт болеть.

Подонок. Усмехнулся, продолжая смотреть на Медузу, в этот момент ловко пригнувшуюся от удара ноги соперника, и снова уверившись, что чертовка намеренно не раскрывает нам весь свой боевой потенциал. Не доверяет, предпочитая играть роль более слабой женщины.

— Головная боль — это удел смертных, Сер. Возможно, чем больше общаешься с ними, тем больше набираешься их привычек и недугов. Побочный эффект, так сказать.

Внимательный взгляд на него, и он замолкает, захлопнув рот и явно не решаясь ответить. Лишь на мгновение глаза вспыхнули ярко-красной яростью, и уже в следующую секунду он уставился на мониторы и не произнёс больше не слова в этот день. Как впрочем, и всю следующую неделю. И нет, я не думаю, что задел его тонкую душевную организацию. Собственно говоря, конкретно его можно было назвать как угодно, но только не ранимым или сентиментальным. Скорее, Зорич пытался узнать, откуда я узнал о его маленькой тайне с тёмными волосами и большими глазами. Тайне, которую он тщательно скрывал ото всех, и я подозреваю, даже от Главы.

* * *

Я прокручивал в голове раз за разом один и тот же короткий фильм. Он состоял из нескольких кадров, и каждый следующий был страшнее и омерзительнее предыдущего, а я словно загипнотизированный играл с собственным сознанием, запуская его по-новой, чтобы снова застыть над просмотром.