Шторм на Крите

После завтрака Антон Ильич почувствовал, как сильно он устал за эту бессонную ночь. Все тело болело, и его так и тянуло улечься под пушистые одеяла, однако он твердо решил не спать средь бела дня и дождаться вечера, а сейчас выйти, размять мышцы и осмотреть город.

Едва выйдя из дверей отеля, он заметил какое-то оживление и, присмотревшись, увидел автобусную станцию. Широкими рядами стояли разноцветные автобусы, вокруг толкались и спешили люди. Антон Ильич пошел в сторону моря. Дошел до порта, полюбовался фортом и яхтами, звенящими на ветру, повернул обратно, в город. И сразу оказался на пешеходной улице. Под ногами брусчатка, по обеим сторонам изящные фонари. Дома в три-четыре этажа старинные, отреставрированные, солидные. Банки, магазины, кафе. Балкончики с цветами, и всюду вывески на греческом – непонятные завитушки, напоминающие математические знаки из школьного учебника. Вовсю работали сувенирные лавки. В них, посреди открыток с видами города и обычной разноцветной мелочевки, он вдруг заметил иконы, знакомые, родные, точно русские, маленькие и побольше, позолоченные, сияющие в солнечном свету.

Дорога пошла наверх, поднимаясь к самому центру города. Слева храм, при нем квадратная кирпичная площадь и скамейки. Дальше дом с нарядными колоннами – ни дать ни взять, итальянское палаццо. Так и есть, Антон Ильич сверился с картой, купленной в одной из лавок, и понял, что не ошибся, перед ним был бывший клуб венецианской знати.

Еще дома, изысканные, старинные. Антон Ильич смотрел во все глаза. После жизни на море, когда за стенами отеля ему доводилось видеть лишь полупустые заведения да скудные пейзажи, он словно попал в другой мир. Ираклион, во всяком случае, центральная часть его, на которой стоял теперь Антон Ильич, казался ему утонченным и красивым какой-то итальянской красотой. Первые этажи зданий сплошь были отданы под кафе и рестораны, которые не держались в помещениях и расползались на улицы, на площади, к солнцу. Под их зонтами, лицом к прохожим, сидели люди, все больше местные, но были и иностранцы, разговаривали, смотрели по сторонам и неспешно попивали кофе. Публика здесь была живая и шумная, возможно из-за того, что среди посетителей кафе было много молодежи. Они сбивались стайками, галдели, обсуждая что-то, или садились парочками, демонстративно уединяясь друг с другом. Одетые кто как, кто по-пляжному, в сандалиях, коротеньких шортиках и купальниках с завязками на шее, кто по-осеннему – ведь и вправду, уж начался ноябрь! – в сапогах на босу ногу и шарфиках на плечах, все они смотрелись нарядными, как будто собирались праздновать что-то. Откуда они здесь? Что празднуют? И если студенты, то почему не учатся? Или у них каникулы? Антон Ильич не знал. Как бы там ни было, приятно было смотреть на них, таких юных, полных жизни, хохочущих, шаловливых.

Он тоже решил устроиться в одном из заведений. Взгляд его упал на вывеску, изображавшую итальянский город, в котором Антон Ильич сразу узнал Болонью с двумя ее длинными прямоугольными башнями, высокой и той, что вполовину короче. Надпись под снимком гласила: кофе с итальянским вкусом. На площади перед кафе в три ряда стояли широкие столы, к ним барные стулья на деревянных ножках, и все они были заняты. Внутрь вели ступени. Двери не было видно, и сразу за входом тянулась барная стойка, увенчанная блестящей кофе-машиной, напротив нее вдоль стены стояло несколько стульев, таких же, что и на улице. Вместо столиков здесь был широкий подоконник, большие окна настежь распахнуты. Крайнее ко входу место только что освободилось, и, не успела официантка собрать оставшуюся посуду, как Антон Ильич уже занял его и взобрался на стул.

Здесь он был выше всех и мог смотреть через открытое окно на площадь, на прохожих на улице и на палаццо, стоявшее к нему боком. С другой стороны через дверной проем ему видны были столики у кафе и все его посетители. Ближе к нему сидела парочка. Они держали друг друга за руки и о чем-то увлеченно говорили, позабыв обо всем на свете. Девушка, стройная, светловолосая, в зеленой блузке, напомнила ему Юлю. Особенно когда смеялась, откидывая назад голову, и поправляла рукой волосы. Антон Ильич долго смотрел на нее, ничуть не заботясь о том, что помешает: казалось, даже если наступит вечер и все вокруг разойдутся, эти двое ничего не заметят и будут по-прежнему смотреть только друг на друга. Антон Ильич вздохнул. Да так громко, что официантка, проходившая мимо, приняла это на своей счет и поспешила его успокоить:

– Сейчас, сейчас. Ваш заказ уже несут.

Кофе был выше всяких похвал, и Антон Ильич, не медля, заказал еще одну чашку. Надо будет привести сюда Юлю, подумал он машинально и тут же спохватился – о чем это он? Где он, а где Юля?