Шторм на Крите

Что сказать? Юленька, мне пришлось срочно уехать? Но что значит «пришлось»? Заставили его, что ли? Не может же он объясняться сейчас, в письме. Тогда лучше просто – я должен уехать. Нет, даже так – я уехал. Уехал, и точка. Юля, правда, ничего не поймет. Куда уехал? Почему? Может, Юля, я скоро вернусь? Но когда он вернется? Он не знал. Нет, лучше не так. Лучше сказать, как есть: Юля, я в Ираклионе, когда вернусь, не знаю. Это была чистая правда. Он ехал в Ираклион и не знал, когда вернется. Так он и написал. Однако, перечитав записку, понял, что это не годится. Что должна будет думать Юля? Что это за Ираклион? Как он вдруг там оказался? Зачем поехал туда? И что значит «когда вернусь, не знаю»? Что он там собирается делать? Слишком много вопросов. Что же написать? Может, Юля, я люблю тебя? Это было бы самое верное. С другой стороны, если «люблю тебя», то почему вдруг уехал, исчез?

Подъехало такси. Антон Ильич взял сумку и сел в машину. Ручка и бумага так и остались у него в руке.

Такси повезло его по пустынным улицам спящего еще городка. Часы в машине показывали половину седьмого утра. Вскоре выехали на трассу. Внизу по правой стороне лежало море. Вот и аэропорт, в который прилетел Антон Ильич всего неделю назад. Как давно это было! Казалось, и аэропорт еще спал, ни людей, спешащих на рейс, ни лайнеров в небе, одни только такси, припаркованные с ночи, стояли белыми стайками тут и там.

Дальше проезжали какие-то поселения с неровными домами. Аккуратные белые балкончики с цветущими геранями чередовались с облезлыми стенами и разбитыми заборами. Многие дома пустовали и были наглухо закрыты. Вдоль дороги висели еще объявления, предлагающие услуги и квартиры внаем. Вероятно, туристы покинули эти места до следующего сезона, а хозяева не спешили появляться. Кругом не было ни души.

Снова поля, свободные и нетронутые, с высокой подсохшей травой и зарослями сизых кустарников. Дорога взяла вверх. Впереди показался город, обнесенный мощной крепостной стеной. Подъехали к воротам.

– Куда дальше? – спросил таксист.

Антон Ильич встрепенулся. До сих пор он сидел, молча глядя в окно.

– В какой-нибудь отель, – сообразил он.

– Ты хочешь хороший отель?

– Да, хороший. В центре города.

– Мегарон?

Антон Ильич пожал плечами. Это название он слышал впервые.

– Это лучший отель. Давай я отвезу тебя, сам увидишь.

Мегарон так Мегарон, подумал Антон Ильич.

Здание отеля он увидел издалека. Это был старинный дом, по всему видно, памятник архитектуры, перестроенный в роскошный отель. Он стоял на берегу моря, прямо напротив порта. Весь подсвеченный желтыми огоньками, еще не выключенными с ночи, на фоне голубых утренних облаков, он показался Антону Ильичу сказочным дворцом. Он с воодушевлением шагнул внутрь.

Свободными оказались лишь номера люкс на последнем, шестом этаже. Антон Ильич не стал отказываться и – не разочаровался.

Едва он вошел в номер, взгляд его упал на окно напротив, из которого весь порт был виден как на ладони. По правую руку, в зеленой морской глубине стояли огромных размеров паромы, прибывшие, несомненно, из других стран, прямо перед ним лежала гавань, в ней тесными рядами качались на воде белые как птицы яхты, чуть левее раскинулся венецианский форт, обнимающий гавань двумя своими длинными бетонными стенами, вперед в бесконечную даль уходило море, на горизонте над ним розовело утреннее небо. Невозможно было оторваться от этой картины, от которой веяло простором, свободой и дальними странствиями, и Антон Ильич первое время так и стоял, опершись локтем о кресло, и задумчиво глядел за окно.

Убранство комнат ничуть не уступало по красоте роскошному пейзажу. Мебель, обитая бархатом сочного синего цвета, солнечно-желтые гардины на окнах, высокие потолки с люстрами, мягкие полы под ногами, картины на стенах. В спальне необъятная пышная постель с деревянным изголовьем, на ней подушки из синего и желтого бархата, у ног букет красных роз, свежесрезанных, еще благоухающих, тесным кольцом прижавших друг к другу свои головки. В ванной тоже розы, только букет поменьше; кругом сияющие зеркала и пушистые полотенца в изобилии. На столике в гостиной корзина с фруктами, рядом бутылка шампанского, два фужера и блюдо с клубникой.

Завтрак подавали в ресторане на первом этаже. Официанты в сюртуках и белых сорочках обслуживали чинно и со знанием дела. Ели из посуды из белого фарфора с вензелями. Кроме Антона Ильича в этот час здесь были двое европейцев, оба при галстуке, вероятно, после еды отправлявшихся на деловую встречу. Говорили они между собой на английском, но было слышно, что для обоих этот язык не был родным. Столик в углу занимала пара средних лет – не то греки, не то испанцы, невозможно было разобрать, на каком языке они говорили – с двумя дочерьми-подростками с взлохмаченными волосами и заспанными глазами, явно только что поднятыми с постели.