Шторм по имени Френки

И почему – раз уж мне приспичило задавать себе сложные вопросы – почему он помогает своему товарищу повесить какую-то табличку на входную дверь?

На табличке сказано:

И почему они оба так довольны собой?

23 Летучие мыши во тьме

Через несколько дней, после того как они повесили это объявление, в мой дом стали приезжать первые из многочисленных посетителей. А когда я говорю «посетители», я имею в виду совершенно незнакомых людей, которых никто сюда не приглашал. То есть никакие они не посетители вообще-то. Я бы сказала, непрошеные оккупанты. Как божьи коровки-каннибалы, которых никто не любит, или уховёртки…

Они творили, что хотели, у них были ключи от нашего дома, они приходили, когда им вздумается, и не важно, как я их называла, потому что ни один из них меня не слышал.

На них были сиреневые футболки с надписью «Общество охраны исторических зданий: бригада уборщиков». Они пили много чая. Они ели много странных на вид серых печений. Они слушали много незнакомой поп-музыки.

Первое время они по большей части убирались.

Только и делали, что скребли и чистили. Если запустишь свой дом на целый век, мусора, как оказалось, накопится немало. Но предлагаю не углубляться в подробности, у вас ведь наверняка найдутся дела поинтереснее, чем читать про домашнюю уборку длиной в восемнадцать месяцев. Я избавлю вас от этого. Может, я и умерла, но я же не чудовище!

Какое-то время я одним глазом поглядывала на входную дверь. Вдруг вернутся мама, папа и Бёрди. Кто знает. «Ты же не думала, что мы бросим тебя, правда?» – скажут они.

Но когда прошло шесть месяцев, а они так и не появились, я всё поняла.

Папа никогда не следил за часами, но даже он сумел бы подняться на холм за это время. Пора взглянуть фактам в лицо. Если они не вернулись за сто два года да ещё шесть месяцев, значит, они не вернутся никогда.

После того как бригада уборщиков закончила своё дело, прислали команду реконструкции и восстановления.

И вот тогда я поняла, что готова отдать всё, что угодно, чтобы вернуться к чистке. Потому что, когда ты мёртв и группа незнакомых людей перестраивает твой дом, это грустно и печально. Не знаешь, куда себя деть. Не остаётся ни одного родного знакомого места. Кто-то где-то всегда обсуждает несущие балки.

Иногда мне удавалось побыть одной в своей спальне, но несколько месяцев подряд там тоже работали строители и реставраторы, и мне оставалось только прятаться в затхлых неуютных местах. Но даже это было довольно рискованным занятием. Однажды я застряла в сушильном шкафу на целый месяц. Такая вот кошмарная версия пряток.

Я долго не могла понять, зачем они всё это делают. Зачем отдраивать и восстанавливать дом, который им не принадлежит? Почему бы не заняться своими собственными домами? Какая им от этого польза? На ум мне приходил только один ответ – по доброте душевной. Такие уж они. Совершают благородные поступки от избытка человеколюбия. А когда они не ремонтируют дома мертвецов, они наверняка снимают котят с деревьев.

А знаете, что самое странное? Они делали всё это в полной темноте. Они установили специальные жалюзи на окнах, чтобы свет почти не попадал внутрь, и работали в полумраке, как летучие мыши. Может, они так привыкли.

Или прошлое можно разглядеть только при тусклом свете?

Самое страшное в этой грандиозной уборке началось, когда они стали выбрасывать вещи. Они искренне старались восстановить всё, что только можно, в этом им не откажешь. Но многие наши вещи спасти не удалось.

Стёганые одеяла, коврик в моей ванной, моё любимое полосатое покрывало, почти все наши книги и все плюшевые мишки Бёрди отправились на свалку. Мамина и папина одежда, разбросанная по комнате. Даже самодельные рождественские украшения, забытые на ёлке на целый век, бесцеремонно сунули в мешок и выбросили вон. Ёлка, теперь не более чем лысый сучок высотой с палочку от мороженого, тоже оказалась в мусорном контейнере.

Раз или два я пыталась остановить их. Вставала на пороге, преграждая дорогу, протягивая к ним руки и умоляя разрешить мне сохранить всё это. Я даже хваталась за мешки.

Но – в лучшем случае – мои пальцы соскальзывали с них. В худшем – тот, кто переступал через порог, проходил прямо сквозь меня, и я, содрогаясь и отплёвываясь, старалась избавиться от его вкуса у меня во рту. В конце концов я сдалась.

Единственным утешением в эти мрачные минуты было осознание того, что когда-нибудь всё это закончится. В один прекрасный день они все уйдут, и мой дом снова станет моим, и в тишине и покое я наконец смогу понять смысл своего существования. Почему я ещё здесь и что мне надо сделать, чтобы воссоединиться с мамой, папой и Бёрди.

А если кому-то кажется, что это чудесно – время для самоанализа и размышления о своём предназначении и месте в мире, перед тем как войти в великие врата смерти на небесах, – то почему бы вам не попробовать самим, а уж потом рассказывать мне, как это чудесно?

24 Здесь творится что-то очень подозрительное