Шторм по имени Френки

Кто-то развесил флажки и разноцветные фонарики. Собрались люди, в которых я с трудом узнала команду реставраторов. Все нарядные, хотя одеты они были странно: шёлковые халаты, длинные ночнушки. Будто собрались на пижамную вечеринку для взрослых. У пары гостей были маски для глаз, натянутые на макушку, будто солнечные очки; кое-где в толпе сверкали тапочки, усеянные цветными драгоценными камнями, словно ломтиками тропических фруктов.

Что ж, хотя бы стильно.

Я взглянула на себя, с ужасом вспомнив про свой сгнивший рождественский джемпер и тело, покрытое синяками и ссадинами. В кои-то веки я порадовалась, что меня никто не видит.

Колючие кусты вырубили, вновь открыв вид на море. Я бросила на него самый сердитый взгляд, на какой была способна. Затем моё внимание привлекло кое-что другое. На том месте, где раньше стоял папин сарай-мастерская, теперь построили одноэтажное здание. Совершенно не похожее на сарай. Во-первых, оно не заваливалось набок, словно Пизанская башня, и не было сколочено из старых досок. Это было добротное современное здание с прямыми углами, окнами и табличкой:

Над буквой é нарисовали крошечную кисточку. Будто это достойное оправдание. Будто это компенсирует то, что они снесли папин сарай.

Кроме кафé тут стояли патио-столы, декоративные кусты и лежаки, а также ухоженные клумбы, такие аккуратные, будто искусственные.

На дубе появился совершенно новый домик. Мне стало ужасно тоскливо. Строительство дома на дереве для Бёрди и меня значилось чуть ли не первым пунктом в папином списке важных дел. А теперь слишком поздно.

Примерно через час, когда солнце поднялось высоко и было выпито несколько бутылок золотистой шипучей жидкости, стройная женщина в красной пижаме и с волосами, отливавшими серебром, прошла через толпу. Люди хлопали ей. Она с довольной улыбкой оглядела собравшихся. На её лацкане был бейдж:

Когда аплодисменты смолкли, Оливин заговорила.

– Спасибо, – сказала она. – Было одиннадцать иссети восстанавливать этот исторически значимый семейный дом.

И вновь раздались аплодисменты. Я почувствовала странную смесь гордости и замешательства. Спасибо, что восстановили. И навели порядок. Очень мило с вашей стороны. Но не пора ли вам восвояси?

– Признаюсь, – сказала она, – без трудностей не обошлось. Мы превысили бюджет, ля-ля тополя… но в конце концов достигли цели! И вот результат: живой фрагмент начала двадцать первого века, самый что ни на есть настоящий, аутентичный, совершенно невиртуальный, неэкранный. Дом с видом на море подробно показывает нам жизнь одной семьи из далёкого прошлого.

Кто-то сказал «браво».

Все захлопали. Смотрю, хлопать эта компания любит.

– А теперь осталось сделать лишь одно, – сказала женщина по имени Оливин. – Следуйте за мной!

Толпа хлынула вперёд, обогнула дом и остановилась перед входной дверью. Тут-то я и заметила красную ленту, которой дверь была обвязана посередине. Будто дом – подарок.

– С превеликим удовольствием объявляю Дом с видом на море официально открытым, – сказала женщина с серебристыми волосами, перерезая ленту большущими золотыми ножницами, и все снова захлопали, – чтобы их порадовать, много ума не надо.

Мне не понравились её слова. Особенно «официально» и «открытым».

Вот чем они занимались последние полтора года! Вот почему они с таким трудом восстанавливали наш дом. Они и не собирались уходить. Они присвоили его себе в тот день, когда впервые вошли в него.

– Добро пожаловать, и позвольте представить вам совершенно особенных людей, – сказала Оливин.

И толпа вошла через входную дверь, которая когда-то была моей.

26 Вы здесь!

Было тесновато. Непрошеные гости заполнили крыльцо и всю прихожую. Когда они смолкли, совсем близко от меня раздался звук, – он кольнул меня в сердце ещё прежде, чем я поняла, что это.

Вдруг я услышала его снова, на этот раз совершенно отчётливо, и мои губы стали растягиваться в улыбку. Ощущение было такое, будто моя кожа вот-вот лопнет от забытого движения. Я услышала, как кто-то насвистывает мелодию: выдуманную, нестройную мелодию, которую могла напевать только… Похоже, это…

– Бёрди? – ахнула я.

– Френки, – сказала Бёрди.

Она стояла наверху. Мне захотелось плакать и смеяться одновременно.

Я протолкнулась через толпу, борясь с неоднократными приступами тошноты, но мне было всё равно – разве это имеет какое-то значение?! – и я бросилась наверх. Не успела я подняться до середины лестницы, как…

– Мам? Пап?

Вот же они. Все трое! Стоят наверху и улыбаются мне. Они вернулись. Они вернулись за мной.

– Вы здесь, – сказала я, всхлипывая, и перепрыгнула через последние ступеньки.

Я потянулась к Бёрди и хотела обнять её, мечтая ощутить её нежное тёплое прикосновение, и…

… ничего не почувствовала.

Я открыла глаза.

И с тревогой взглянула на сестру. Может, в последний момент она отстранилась. И теперь ведёт себя так, будто меня вообще не существует. А, ясно. Она дуется.