Штормовое предупреждение

– Понимаю, – с горечью согласилась Муравская. – Но не уверена, что благополучно переживу эту ночь: нагрянут с обыском, проверкой документов, а там и поминай как звали…

(Быстрое согласие будет выглядеть слишком подозрительно. И никак нельзя исключить, что это ещё одна проверка. Документы! Едва ли командировочный, пусть даже из «самого центра» и расторопный, может вот так быстро и запросто решать такой, едва ли законный, вопрос.)

– Нет, сегодня уже никак не успеть. Тем более – с документами…

Муравская прикусила губу – и тут на выручку пришёл Яковлев:

– О, белле Мари, но можно ведь разместиться здесь. Временно, пока всё не разрешится.

– У вас в комнате? – осторожно спросила Муравская.

– Вторая кровать в вашем распоряжении. – Яковлев изобразил широкий жест. – Благодаря Алексею Степановичу теперь есть ордер, никаких вопросов, квартира стала легальной и безопасной.

– Боже мой, неужели… – прошептала Мари, впечатлённая словами о безопасности.

Я поддержал:

– Вполне разумный вариант.

– Сейчас же перевезу вещи! – решилась Муравская.

Вскочила и стоя допила остывший чай.

Предложение Яковлева, не скрою, несколько неожиданное для меня, представлялось удобным с оперативной точки зрения: основные фигуранты оказывались под одной крышей.

…Задерживаться после разговоров и чаепития и проводить Нину домой я не мог – подходило время согласованной с товарищами встречи.

Тщательно проверив, нет ли слежки, в ранней осенней темноте я пришёл в Севастопольское уездное отделение…

Заочное знакомство

В кабинете начальника отделения состоялась как бы подчёркнуто конспиративная встреча: кроме меня – сам Смирнов и один оперативник, Ломанидзе. Совещание происходило при закрытых дверях и категорическом приказе дежурному: никого не пускать даже в приёмную.

Оказывается, поступили несколько шифрограмм. Одна касалась меня прямо и непосредственно, две других, за подписями Емельянова и Реденса, соответственно, поначалу показались предметом головной боли Смирнова и его подчинённых. Я даже несколько удивился, что меня привлекли к их обсуждению, и какое-то время не мог понять, каким боком меня касается указание Харьковского и Симферопольского руководства. Тем более, что в шифрограмме из ИНО, адресованной лично мне и лично мною расшифрованной здесь же, в кабинете, Артузов рекомендовал мне сворачивать здесь дела и возвращаться в Москву – с тем чтобы немедленно отправиться в Константинополь. Наши «птички» там собрали достаточно «корма», чтобы поделиться. А по основной схеме связи (этого в шифрограмме, естественно, не было) встретиться с ними должен именно я. Тот, которого они знали в лицо и с кем заранее обусловлен был регламент передачи документов.

То есть поначалу я не понимал, почему Смирнов, начальник отделения, эдак значительно посмотрев на меня, сообщает:

– И в Харькове, и в Симферополе приняли решение «выманить» Михаила Стеценко из Константинополя.

Пришлось спросить, а что это за фрукт – Стеценко. И чем он так знаменит, что его персоной, и его местопребыванием озаботились столь большие люди: начальство республиканского и крымского отделений ВЧК.

Начальник кивнул на Ломанидзе, и Георгий вкратце объяснил, кто такой этот преподлейший капитан, ныне находящийся в Константинополе.

Цель начальственной заботы прояснилась: устроить здесь показательный процесс. Для внутреннего пользования – ещё раз напомнить, что преступления не останутся безнаказанными. А для «внешнего» – настоятельная рекомендация «непримиримым» умерить пыл и не забывать, что эмиграция не гарантирует безопасности…

– А почему это их решение выполнять вам?

Этот вопрос я задал вслух.

Смирнов поморщился:

– Нам, то есть в Крыму, он же больше всего насолил. Он в Керчи руководил подавлением рабочего восстания…

– Наши тогда его подстрелили, да недострелили, – подхватил Ломанидзе, – так он, шакал, когда выяснилось, где укрывается основная группа восставших, таки придумал: взорвать скалу и засыпал в каменоломнях семь сотен людей.

«Семь сотен», наверное, преувеличение, но такое действительно нельзя оставлять безнаказанным.

Тем временем Смирнов продолжал:

– А что на допросах творил – вам и симферопольские товарищи расскажут. Им, кстати, тоже это, – начальник ткнул пальцем в листок, исписанный разборчивым почерком шифровальщика, – дали к исполнению.

– Симферопольские?

– Ну да. Его же в двадцатом врангелевцы назначили в тамошнюю контрразведку.

– Совсем подлец был: кто побогаче, того за взятку сначала отпускал, а потом опять арестовывал. Его и свои ненавидэли. – У разволновавшегося Ломанидзе сильнее прорезался грузинский акцент.

– А чем этот Стеценко сейчас в Константинополе занимается? Что товарищи сообщают?

– Сволочит, что ж ещё, – хмыкнул Смирнов.

(Понятно, что не принял постриг и не подался в Афон грехи замаливать. Но с оперативной точки зрения информации маловато.)

– Конкретика есть?

– Ну вот, слушай, что товарищи пишут. – И Ломанидзе процитировал соответствующий абзац из шифрограммы: – «Активно сотрудничает с эмигрантскими монархическими кругами»…