К тому времени «боцман от контрабанды» заметно похудел, побледнел и осунулся на тюремных харчах, даже роскошные усы вроде как поредели и обвисли. Ну, никак не в радость старому морскому волку было в камере, да ещё в такой, где единственное густо зарешеченное окошко выходило на запад и не видно было в него ничего, кроме унылой Лысой горы. Поэтому прогулка, пусть под конвоем, в отделение была не в тягость, а в радость, хотя сокамерники провожали Ивана Резникова чуть ли не со слезами на глазах – не чаяли больше увидеть.
Но Иван, безо всяких колебаний опознав по «фотоморде» того самого, ну, который, ага – капитан Мат… Матусевич, – вернулся в свою камеру не всяко виноватым в ожидании суда с невесть каким приговором, а ценным свидетелем, которого скоро и непременно повезут аж в Симферополь.
И его действительно повезли в Симферополь, всего-то на третий день после похода в Феодосийское отделение Крым ЧК, предварительно дав помыться в тюремной душевой, хоть и еле-еле тёплой водой, зато с мылом, и выдали пропаренное в вошебойке бельё и тельняшку – чтоб не позорить перед начальством. А ещё ехать пришлось ни в «столыпинском», ни тем паче в телячьем вагоне, а в купейном! С конвойным, конечно, но вполне душевным парнем, и всего с одной пересадкой в Джанкое.
В Симферопольском отделении Ивана Резникова поместили в небольшую, четырехместную камеру с парочкой вполне интеллигентных «политических», правым эсером и миллифирковцем[6]
, и приказали дожидаться, пока изо всех прочих крымских отделений не доставят на опознание задержанных, похожих по фото на Матусевича и с сомнительными документами, либо же совсем без оных.На первое опознание людей, доставленных из Евпатории, Ивана Резникова вызвали тем же вечером. Но без толку – не только самого злокозненного капитана Матусевича среди троицы не оказалось, так ещё и выяснилось, что насчёт сходства и сомнительных документов евпаторийские товарищи погорячились.
На следующий день «вентилировали» улов из Симферополя.
Пока в камере, старательно вычистив миски из-под утренней перловки, разношёрстная троица напряжённо обсуждала текущий момент в свете НЭПа, происков Антанты и собственных тюремных перспектив, в комнате допросов следователь Каширин инструктировал некоего Якушева, писаря, бывшего служащего Штурманского управления и бывшего севастопольца, который лично помнил кавторанга Матусевича и брался его опознать.
Нашли сего бывшего писаря, весьма немолодого, на последней грани военной мобилизации по возрасту, здесь же, в Симферополе, по регистрационным спискам.
В своё время то ли прискорбные семейные обстоятельства, то ли инстинкт самосохранения подвигли мобилизованного Якушева перебраться в Симферополь, к старикам родителям, едва рассеялся дым уходящей за горизонт эскадры. Здесь он и прошёл добровольную и в срок регистрацию, не бог весть сколь сложную для мобилизованного на возрастном пределе и обременённого семьёй нижнего чина. Но недолгое тогдашнее общение с чекистами, а особенно слухи, конечно же сильно преувеличенные, но небезосновательные, о судьбах попавших туда старших офицеров и чиновников, так повлияли на бедного Якушева, что новый и вынужденный визит к чекистам едва не лишил экс-писаря дара речи. Так что Каширину и второму следователю – ветерану ЧК, которого все товарищи называли Петрович, пришлось втолковывать, как маленькому, что именно от Якушева требуется.
– Необязательно он окажется среди этих, «похожих», – объяснял Каширин. – Но если вдруг – то конечно.
– А что сказать? – только и спросил Якушев. – Если вдруг?
– Можно вообще ничего не говорить, кивните, да и всё, – сжалился Петрович. – Протокол потом подпишете.
Якушев выдавил:
– Спасибо… – И постарался усесться и поудобнее, и как бы незаметнее на прикреплённой к полу скамье у зарешеченного окна.
А Каширин скомандовал дежурному:
– Давай первого!
Гражданин, в известной мере действительно похожий на Матусевича, точнее, на фотографию в розыскном листке, выглядел весьма взволнованным и чуть ли не с порога повысил голос:
– Я не понимаю, в чём дело! Я уполномоченный Потребкооперации!
– Документы, – потребовал Каширин.
– Вот, пожалуйста. – Шумный гражданин подал аккуратно завернутое в клеёнку удостоверение. – Мне кто-то объяснит, зачем меня сюда привели?
– Не шуми, «Уполномоченный», – посоветовал Петрович, да так, что у шумного гражданина перехватило дыхание.
Следователи обменялись взглядами с Якушевым. Тот со всею определённостью отрицательно покачал головой.
– Где проживаете? – холодно и спокойно спросил у не-Матусевича следователь Каширин.
– На Екатерининской. То есть на Карла Маркса, в доме Арендта. Нам выделили комнату, а нас чет-веро…
– И все – уполномоченные Потребкооперации? – сощурился Петрович.
– То есть как? В смысле… Ну, так семья же. Дети совсем маленькие, жена с ними.
Следователи обменялись взглядами. Затем Каширин завернул удостоверение личности в клеёнку и протянул не-Матусевичу:
– Иди, помогай жене. Свободен.