Штормовое предупреждение

– Нет, я могу, конечно, спросить, но, во-первых, вы мне никакой правды не скажете, а во-вторых, мне этого совсем не хочется знать. Если оперативник ЧК…

– Теперь – спецагент.

– Ещё страшнее… – выдохнул Канторович. – Таки совсем здесь не только чтоб полюбоваться на Золотой Рог и на во что турки превратили вашу Святую Софию.

– Время туризма ещё не пришло. – Обороты его речи невольно вызывали улыбку.

Канторович, выждав, пока расторопный кефеджи поставит передо мной чашечку кофе, а перед нами – блюдечко сластей (никак не могу запомнить их название, такие беленькие сладкие эллипсоиды-тянучки), – продолжил:

– Так вот я и думаю, что вам, промежду прочим, ещё надо сказать своему сотруднику. – И тут Абрам для вящей убедительности приложил руку к груди. – Заброшенному безо всякой связи и особенно без денег, с одним Оскаром на шее, что таки пришло время посчитаться и отчитаться, то есть наоборот. То есть пред. Крым ЦИК, который поручил…

(Ого! Вот это поворот! Никто доселе и не намекнул, что Канторович в Константинополь заброшен, да ещё каким-то боком – по заданию самого председателя Крымского ЦИК товарища Ю.П. Гавена.)

Но показать своё недоумение Канторовичу было никак нельзя. И я сказал, с некоторым даже нажимом:

– Вот-вот. Именно наоборот. И по результату.

– Нет, ну я вас, конечно, знаю и всяко уважаю, – быстро закивал Канторович, – раз вы сказали по результату, так таки оно и будет. А вот только скажите мне, за-ради правильного результата, что Юрия Петровича больше интересует: на кого французская контрразведка глаз положила, – или же интересуется знать, прям как англичане тоже этого хочут, про что в нашей, как вы называете, синагоге, то есть в шуле, говорят за Жаботинского, Палестину и наших мальчиков из Бунда?

Я сидел вполоборота к застеклённой двери и сразу же увидел, что Василий Первый, расположившийся неподалёку, подаёт условный знак – мол, появились подозрительные глаза и уши. Следовало прекратить на сегодня разговор.

– Всё по порядку и кое-что в довесок. О монархистах. Понял?

– Как не понять, но это много, столько придётся говорить, что уши опухнут и охранка сбежится.

Что же, вполне резонное замечание.

– Тогда на сегодня закончим. Встретимся завтра, в тринадцать – годится?

– Как скажете, – закивал Канторович, – так и сгодится. Здесь?

Я положил на стол полоску тонкой бумаги с адресом запасной явочной квартиры.

– Нет. Вот адрес – запомни, а бумажку сожги.

– Да забирайте, я уже запомнил. – Абрам даже чуть отодвинулся от стола, словно опасался обжечься. И добавил: – А то жечь здесь как-то не принято. Так об чём петь буду?

– Для начала – доложишь, кем там из наших французы особенно интересуются.

– Так свежий список есть, – повеселел Канторович. – У нас прямо фотокопия сделана, но там всё по-французски, и она маленькая.

Я положил на столик купюру и сказал, поднимаясь:

– Не проблема. Всё, до завтра.

Чуть позже из кофейни вышел и Первый Василий. За время нашего разговора с Абрамом он едва осилил маленькую чашечку смоляной крепости кофе, зато подчистую выбрал все сладости с блюдца.

Хороший плохой замысел

Вечером в квартире дома на площади Таксим, где обитал Михаил Стеценко и где, всего-то через площадку на чёрной лестнице, в закутке с малюсеньким окошком, к тому же с некоторых пор закрытом плотной грифельной бумагой, приютилась фотолаборатория Оскара Канторовича, происходила торжественная пьянка.

Правда, своеобразная пьянка, поскольку весьма крепкую ракию пил только один Стеценко и закусывал тёмной, как бы не лошадиной колбасой, огурцом и малоподходящими к этому напитку мочёными сливами, а Канторович-старший ограничивался чаем и вполне кошерными сухариками.

Но повод был, по крайней мере с точки зрения Стеценко, в самом деле торжественным.

Не только – да и не столько, если быть объективным, – то, что их сиятельства одобрили план провокации против советского торгпредства в Константинополе, а то, что и англичане на сей план согласились, и сделали практические шаги. Дали целый пакет документов – все как один подлинные и секретные, и с достаточно свежими датами, так что лишь хороший специалист мог правильно оценить, насколько высвечены британские секреты; а ещё, что особенно важно было с точки зрения Михаила Лукича, выдали аванс.

О том, что половина от него предназначалась Канторовичу, капитан деликатно умолчал. Чёртовы «мишки» (так Стеценко называл сотрудников резидентуры МИ-6) наверняка точно знали, что немалая, если не главная заслуга Абрама имеется и в разработке плана, и особенно в «выходе» на заместителя начальника, а сейчас и вовсе и.о. начальника торгпредства Бориса Лазаревича Биренсона. Но зачем баловать деньгами бывшего портняжку и стукача? Тем более что по выходе из резидентуры Стеценко, проигнорировав чёткий запрет Оржиховского, завернул к своим, метнул пару-тройку раз банчок – и ровно половины от аванса не осталось.