Штормовое предупреждение

Но уж потом прикупленная по дороге бутылка ракии начала оказывать благотворное воздействие, и капитан начисто позабыл об указаниях и запретах «мишек», отчасти даже – об очередном своём проигрыше, и вовсю, хотя всё менее связно с каждой стопкой, стал изливаться перед единственным своим слушателем.

– На этот раз Симмонс сотней новых лир не отделается. Целое торгпредство завалю! Сначала Биренсона подловлю, а там и вся шайка посыплется!

– Там же охрана, – осторожно сказал Канторович, хотя прекрасно знал план операции, совершенно не предполагающий вооружённый налёт на торгпредство. – С оружием не войти.

– С этим оружием – можно! – с пьяной гордостью заявил Стеценко и, раскрыв пакет, разбросал на столе документы с пометкой «Top secret». И добавил, тыча пальцем в официальные штампы: – Вот, полюбуйся, что «мишки» приготовили. Большевики за такой материал душу бы продали, будь у них душа.

Канторович только головой покачал и поцокал языком:

– Не очень понимаю, по-каковски это напечатано. Но выглядят солидно.

– Подлинники. И по флоту, и по военным поставкам, и стратегическим материалам. – Стеценко даже нос вздёрнул. – Купится твой торгаш как миленький. Вот только порадоваться не успеет.

Абрам счёл нужным выразить некоторое сомнение – хотя бы для того, чтобы капитану не показалось, что его агент слишком уж поддакивает и соглашается, и не подумал бы контрразведчик: уж не замыслил «Абрашка» что-то?

– Биренсон вообще-то не шлемазл, не простак местечковый, соображает быстро.

Реплика оказалась вполне своевременной. Ни о каком хитром умысле Стеценко не подумал, а подумал нетрезвой своей головой, что Канторович печётся о «своих», и заявил:

– Ага, у тебя все твои соплеменнички – умники, только на самом деле на одного Ротшильда сотня в рваных лапсердаках чесноком воняет.

– А, если б всего сотня, – с искренним сожалением отозвался Канторович.

А Стеценко, припомнив, с чего и с кого всё началось, вроде согласился:

– Не дурак, конечно.

Капитан отточенной финкой отрезал пару ломтиков тёмной, почти чёрной колбасы, пожевал, опорожнил очередную стопку, хрупнул огурцом и тогда только заявил:

– Но я ему по телефону названия трёх сводок, – он потыкал пальцем в разбросанные бумаги, – прочёл, так он чуть слюнями не подавился. Но жмот ещё тот, – правда, что за копейку удавится.

– Ну, вы, Михал Лукич, и комбинатор…

Это был как раз подходящий момент, чтобы свернуть на ожидаемую, а потому и безопасную, но, кстати, заслуживающую реального прагматического интереса тему:

– И с него денег возьмёте?

Может, Стеценко и насторожился бы от слова «комбинатор», едва ли часто за время знакомства употребляемого Абрамом, но развитие темы совершенно его успокоило:

– А то как же! Передам документы, возьму деньги – и тогда только дам знать этим, из охранки. Чтоб сцапали голубчика.

– И шо, деньги туркам отдадите? – с деланым ужасом возопил Канторович.

– Очумел, Абрашка? Покажу только.

Но профессиональная подозрительность всё-таки прорвалась сквозь потоп анисовки, и Стеценко, прищурив глаз, поинтересовался:

– А с чего ты спросил?

– Так я тоже хочу поиметь свой маленький гешефт, – терпеливо пояснил Канторович. – Я же вас вывел на Биренсона…

Голова капитана-контрразведчика почему-то стала непомерно тяжёлой и так и норовила улечься на стол. Понадобилось чрезвычайное усилие, чтобы сказать, да и то с паузами:

– Симмонсу скажу, чтоб и тебя… отметил…

Чрезвычайное усилие оказалось и последним. Голова капитана улеглась на стол.

Канторович, аккуратно высвобождая документы от ненужного груза, только и приговаривал:

– Ой-вей, ракия вас совсем доконала. На чём эти турки её только и настаивают, и не скажешь.

– Ну, ты… Ладно, – отозвался не поднимая головы Стеценко. – Давай завра… И чтоб ни-ни…

Канторовичу потребовалось серьёзное усилие, чтобы уложить спящего на диван. Затем Абрам стащил с него сапоги, стараясь не потревожить, и укрыл Стеценко пледом.

Когда пьяный Стеценко заснул достаточно крепко и ни на что происходящее в квартире не реагировал, Канторович постучал условным стуком в дверь чёрного хода и отодвинул засов. Из-за двери раздался ещё один условный стук, а затем дверь приотворилась и появилась голова Оскара.

Абрам Канторович подал документы, собранные со стола, и шепнул:

– Срочно.

Оскар кивнул и скрылся в своей затемнённой комнатке, где у него размещалось небогатое, но вполне работоспособное фотоателье. Там он быстро переснял заготовленные английской разведкой секретные сведения и, деликатно постучав, вернул оригиналы отцу.

Проявка, сушка, фотопечать с четырехкратным уменьшением, обработка позитивных копий заняли почти полночи.

Утром похмельный капитан Стеценко, обнаружив себя на диване почти совсем одетым, а секретные бумаги разбросанными по столу – хоть, кажется, и в том же беспорядке, что и накануне, – люто обматерил «Абрашку» за всё, в чём тот был и не был виноват. А особенно за то, что не припрятал поганец хоть пятьдесят граммов на опохмелку.