Но ещё хуже было то, что воспользоваться европейскими достижениями или внедрить свои, ничуть им не уступающие разработки, пока что было невозможно. Не было достаточной исследовательской и производственной базы, а то, что удалось создать и запустить, было до предела загружено сиюминутными работами.
И лучшие наши учёные, инженеры и техники, умники, вкладывали свой талант и умение на то, чтобы догнать, чтобы вывести страну на европейский уровень – который окажется вчерашним, потому что там научные исследования и внедрение новых разработок не прекращаются.
Вот, собственно, почему я выезжал за рубеж. Не для того, чтобы помогать англичанам или американцам развивать радиотехнику и в перспективе создавать систему радиообнаружения аэропланов, а для того, чтобы использовать их техническую базу и технологии, а по возможности и их головы, для блага своей страны…
Окончательная подготовка к нелегальной части работы за рубежом проходила в Москве. Частично на Лубянке, где уже привыкли к новому названию – Государственное политическое управление, ГПУ. Даже начали смиряться с некоторыми новациями, которые не миновали и ИНО, – но всё же и считали, и называли себя чекистами. Частично – в учебном центре, где восстанавливали, а по необходимости создавали навыки, необходимые для разведывательной работы.
Занятия шли допоздна, за всё время выпало всего три свободных вечера, когда мы смогли спокойно пообщаться с Артуром. Контакты разведки и контрразведки в целом не поощрялись, но на уровень Артузова это не распространялось.
Говорили мы больше о делах житейских, но и о том, насколько тяжело даётся мирная жизнь огромным массам, вздыбленным революциями, Гражданской войной и военным коммунизмом.
В последнюю нашу встречу Артур рассказал, как завершилась история со Стеценко.
В Харькове «возвращенца» определили в городскую милицию, а Канторович, спутник его и заодно домашний надзиратель, взял патент и понемногу портняжничал, обшивая «своих», коих в Харькове было немало.
Пару недель новоиспеченный агент угро сравнительно добросовестно гонялся за шпаной и уголовниками, жалуясь по вечерам Канторовичу, что от одних только их «мастей» ума тронешься. Ладно, мол, налётчики или гоп-стопники, это и в прошлые времена встречалось, а то расплодились всякие скокари, ширмачи, марвихеры, домушники, тихушники, чёрт-дьявол, даже медвежатники появились, как у нэпачей сейфы завелись. Но потом решил, что надзор за полным отсутствием компромата ослабел или вовсе снят, и начал выходить на связников.
От харьковского, до той поры не замеченного нами, связника он узнал о приезде в Крым Альгиса Петерсена и с ним – главного своего контактёра, Лауры Кахаберидзе. С новыми инструкциями из Константинополя, – там, оказывается, тоже поверили, что натурализация проходит успешно. И Стеценко, сказавшись в угро больным и проигнорировав строгий запрет самовольно выезжать из города, помчался на встречу с Лаурой. Там их обоих и взяли, со всеми доказательствами шпионской деятельности.
О достаточно громком показательном процессе я уже узнал из английской прессы.
Через полтора месяца после того, как Министерство внутренних дел Великобритании выдало вид на постоянное жительство мисс Нинель Лаврофф, я ступил на палубу парохода, отплывающего в Портсмут.
С Ниной мы встретились в Лондоне и уже не расставались.
Суд да дело
Суд над Михаилом Лукичом Стеценко, 1890 года рождения, уроженцем Мелитополя Таврической губернии, капитаном царской, Деникинской и Врангелевской армий, проходил в Харькове в открытом режиме и с приглашением прессы, в том числе иностранной.
Однако же за рубежом дело не вызвало большого резонанса; вместо ожидаемого шквала репортажей о расправе большевиков над оклеветанным реэмигрантом, поверившим обещаниям Совдепии, появились только лаконичные сообщения в судебной хронике.
Возможно, это объяснялось тем, что все доказательства были многочисленными и бесспорно убедительными, и Михаил Стеценко признал и подтвердил не только все обвинения, но самым настоятельным образом ещё и своё сотрудничество с английской и французской разведкой. А раскрытие работниками ВЧК-ОГПУ планов европейских спецслужб по организации шпионской и террористической сети на территории Советов не добавляло очков ни МИ-6, ни Сюрте – и это наверняка было учтено при подготовке публикаций.
В советских центральных газетах процесс, напротив, освещался широко. В частности, «Известия» разместили подробный отчёт с подробным изложением основных пунктов приговора: