Тяжелее всего ей пришлось в первые годы, но со временем любовь свекра и свекрови к Матису сгладила самые острые углы. Отец Джона был не лишен суховатого юмора, который Карен научилась ценить, и как отставной прокурор выказывал искренний интерес к ее учебе на криминолога. В противоположность матери Джона он поддержал ее решение возобновить учебу, когда Матис подрос для детского сада, и Карен подозревала, что он замолвил за нее словечко, когда она подала на грант исследовательский проект, касающийся возможных различий в судебных решениях по изнасилованиям, связанных с экономическим развитием. Они редко соглашались друг с другом, но фактически вели очень интересные споры.
Однако позднее ни слова. Даже на похоронах наследственная учтивость не смогла заставить Ричарда и Терезу Хорнби посмотреть в глаза женщине, которая, по их мнению, отняла у них сына и внука.
С благодарностью, но и с досадой Карен отвлекается от размышлений, потому что звонит мобильник. Взгляд на часы: десять минут восьмого. Она обещала Смееду присылать ежедневные отчеты самое позднее в восемь. Или в семь? Если звонит он и сейчас начнет выяснять, я не сумею быть вежливой, успевает она подумать, доставая телефон из кармана куртки, висящей на спинке стула. С облегчением констатирует, что на дисплее вовсе не имя Юнаса Смееда.
— Привет, Эйлин! — Она усаживается поудобнее. — Ты даже не представляешь себе, как я рада, что звонок от тебя.
На другом конце линии смешок. Короткий. Неуверенный.
— Вообще-то я сама толком не знаю, зачем звоню. Просто выдалась свободная минутка, вот и подумала…
Быстрая дрожь тревоги. Словно что-то, что Карен хочется ухватить, тает и исчезает из виду. Неужели дошло до того, что позвонить друг дружке просто так, без повода, уже никак невозможно? После десяти лет дружбы. Познакомились они примерно в ту пору, когда она, убитая горем, вернулась в Доггерланд. Эйлин как раз тогда развелась с братом Эйрика. После четырех лет бесплодных попыток забеременеть узнала, что муж влюбился в норвежскую стюардессу и та забеременела с первой же попытки. А Эйрик воевал на три фронта, он твердо решил вернуть Карен к жизни, утешить бывшую невестку и вдобавок боролся с отвращением родителей к тому, что они именовали его “выбором образа жизни”. Измученные и обессиленные, они трое были друг другу опорой, словно неустойчивая трехногая скамейка.
Спустя год-другой к друзьям примкнула Марике, а потом Коре перевернул Эйрикову жизнь. Такой же переворот совершил и Бу Рамнес. Но круг друзей от этого не расширился, напротив, с его появлением Эйлин от них отдалилась. Бу Рамнес не выказал интереса к общению ни с парой геев, ни с датчанкой-скульпторшей, ни с полицейской. И отсутствие интереса было взаимным.
Наверно, мне надо было приложить больше усилий, думает Карен сейчас, крепко прижимая мобильник к уху, чтобы перекрыть гул голосов и телевизор.
— Ты правильно подумала, — говорит она, — мы так давно не разговаривали. Виделись, по-моему, последний раз осенью, на моем дне рождения?
— Да, верно. Правда, я навещала тебя в больнице, но ты тогда была еще не в себе.
— Конечно. Теперь я вспоминаю, что ты приходила. Кстати, книга оказалась хорошая.
— Знаю, надо было позвонить, и не раз, но все было так…
Эйлин опять не договаривает фразу.
— Спокойно, я понимаю, у тебя забот выше крыши. Вообще-то тебе не мешало бы опять выйти на работу, ведь малыши теперь в детском саду?
— Я и хотела, но потом мы решили, что я еще побуду дома. По крайней мере все лето.
“Мы”, думает Карен, вспоминая, с какой радостью Эйлин рассказывала, что может наконец вернуться к работе. Это Бу хочет приковать ее к плите, пока сам карабкается из правоведения в политику. Как новоиспеченный кандидат от консервативной Партии прогресса он, вероятно, сможет набрать больше голосов, если будет хвастаться женой, которая целиком посвящает себя мужу и детям.
Карен не удивило ни что Бу Рамнес решил уйти в политику, ни его выбор партии. Зато неожиданно возрос риск, что за короткое время он продвинется дальше, чем она предполагала. После двух мандатных сроков в условиях порой напряженной коалиции между социал-демократами и либералами и после медийного скандала, в котором были замешаны и министр юстиции, и руководители рыболовного ведомства, Партия прогресса чует новые возможности.
И многие доггерландцы, мрачно думает Карен, наверняка закроют глаза на то, как именно партия трактует “здравые оценки и закон и порядок”.
— Я хотела спросить, — говорит Эйлин, — будешь ли ты дома завтра утром. Может, я загляну на минутку?
Вопрос до того неожиданный, что на секунду-другую Карен немеет. Сколько лет Эйлин не предлагала вместе позавтракать. А уж с тех пор, как они встречались, чтобы просто поболтать, вообще целая вечность минула. Нам что же, больше нечего сказать друг другу? — мелькает в голове. Потом ее захлестывает радость. Эйлин сама позвонила и хочет встретиться, так что, ясное дело, поговорить есть о чем.