Штормовое предупреждение (СИ)

-К психотерапевтам вы, конечно, не пойдете – как можно, вы же у нас сильные и вообще герои. Вам не нужен психотерапевт. Вы сами с успехом слопаете себя без ножа и вилки, заковыряете и вгоните в гроб. Еще антидепрессантов горстями поглотаете. И, если бы я действительно хотел вам отомстить, я бы просто оставил все, как есть. А может, пообещал бы поговорить с Дорис, подкинуть ей пару идей, дал бы надежду, а потом просто понаблюдал. Вы ведь так искренне верите в то, что если кого-то не любят, то он скверный тип, что результата долго ждать не придется. Раз вас не любят, дело дрянь. Мир отстой, все люди гады, солнце гребаный фонарь… Это если бы я правда хотел вам навредить. Ваш отрядец еще долго бы искал себе нового адекватного научника, а за это время много чего можно было бы успеть. Это все, я повторяю, если бы я хотел вам причинить реальный вред, – Блоухол потер подбородок. – Но я не хочу, – закончил он свою мысль. – Я чувствую себя, как карьерист-трудоголик, чья компания рухнула, и он оказался предоставлен сам себе и может вместо совещаний печь внукам оладьи, играть на скрипке, слушать дождь и ходить в театр, когда захочет. Я теперь могу делать очень многое из того, чего прежде не мог. Хотя мне по-прежнему недостает моей лаборатории. Я люблю копаться в молекулах пинцетом, и, думаю, ты хорошо меня в этом понимаешь.

Лейтенант молчал.

-Люди выбирают друг друга, потому что из этого может что-нибудь получится, понимаешь? У кого-то получается ребенок, у кого-то – дом, у кого-то – научная работа. Некоторым просто хватает помощи в быту. Тут уж кому что более важно. Все хотят, чтобы их любили, но, когда человеку признаются в чувствах, он еще и не поверить может. И тогда чужая любовь ему нужна вместо своей. Он сам себя не любит, понимаешь, и чужое чувство – как донорство для него. Лично мне неохота тратить себя и свое время на чужие комплексы. Я предпочитаю тех, с кем можно иметь дело на равных.

-Ты сам говорил, что люди не равны.

-Равны в правах, но неравнозначны по ценности, – поправил его собеседник и, повернувшись к окну, кивнул на пейзаж по ту сторону стекла

-Мы с тобой можем видеть эту панораму, а кто-то – нет. И в этом мы равны с тобой. Но ты видишь ее в большей степени, чем я, потому что стоишь. И в этом мы не равны. И в этом никто не виноват… – Блоухол замолчал, глядя исподлобья, пока внезапно не произнес несколько изменившимся голосом:

-Поможешь мне… встать?

Лейтенант подхватил его подмышки уже отработанным движением и поднял, удерживая в вертикальном положении, пока Блоухол, вцепившись в его руки, оглядывал мир с непривычной ему высоты. Он оказался и ростом с Дорис, и, если не всматриваться, их правда было нетрудно спутать. Ковальски сначала близоруко прищурился, наводя резкость, а после наоборот, тряхнул головой: на какой-то момент ему почудилось, что он держит в своих руках человека, которого и хотел в них держать. Блоухол же смотрел только в окно, и иногда луна выхватывала из темноты бликом его имплант. А потом он отвернулся и от луны, и от снега и поднял голову, взирая на товарища по дебатам.

-Я просто хочу сказать, – произнес он, – что иногда стоит принимать правильные решения. Я не говорю, что ребята из твоей команды – плохие. Я только считаю, что тебе среди них не место. И мне не место. Мы равны в правах, но не равны по значению. Мы другие, и у нас иной взгляд на мир и вещи. Никто, кроме меня, здесь не понимает твоих шуток, и никто, кроме тебя, – моих, ты разве не заметил? И, если ты хочешь, чтобы с тобой в одной сцепке был человек с определенным пониманием вещей и… определенным лицом… это устроить можно… – он дернул плечом, будто жалея, что не может совершить какой-то более значимый жест.

Лейтенант молчал.

Сказанное Блоухолом до него не сразу дошло, а когда дошло — он не знал, как к этому относиться.