Вот о чем думал Ковальски, молча глядя в лицо собеседнику и пытаясь всплыть из той проруби, куда Блоухол его толкнул. Непонимание, неуверенность, недоверие и опасение вместо воды в этой проруби были куда темнее зимнего океана. Течение чужой мысли уносило его, затягивая под лед. Ковальски не знал, что ему делать. Хуже того, он не знал, что он должен знать. Знание всегда было именно тем, что он мог противопоставить любой случившейся с ним неприятности, и ему самому казалось всю жизнь, что нет и не может быть ничего ценнее. Накопление знаний, сохранение знаний, построение из имеющихся знаний нового — в этом он и видел смысл существования человечества как такового.
Но было и знание иного рода. Знание, не имеющее отношения к научным данным. Опирающееся на то, что он сам всегда именовал «человеческим фактором». Есть такие ситуации, о которых ты просто знаешь: так поступать – правильно. Или неправильно. Но, главное, ты знаешь – и все. Шкипер всегда знал такие вещи. Прапор их знал. Даже Рико знал и делал выбор, опираясь на это знание, пусть не углубляясь в попытки пояснить, почему же он поступает именно так. А вот он не знал.
Не исключено, что он мог бы отвлечь Блоухола от его обычных занятий. Не исключено, что они вдвоем создали бы что-то толковое и полезное, организовали бы прорыв в технологиях. Не исключено, что они сыграли бы роль подорожника для психики друг друга. Как не исключено и то, что он сам не заметит, как обнаружит себя за пультом нового изобретения Блоухола, наводящим цель. Ковальски бы не удивился. Он полагал, что хорошо себя знает, и не обольщался на этот счет. Он хороший специалист – и не в одной, а в ряде областей, и, так как этим миром правят равновесие и случай (который лично он так же причислял к проявлению равновесия), им легко управлять. Достаточно быть решительнее него, убежденне, и он поверит в эту убежденность без задней мысли. Он даже не поймет, как это произойдет.
Он умозрительно видел эти весы, на которых с такой легкостью Блоухол распределил варианты развития событий, а глазами – глазами он видел чужое лицо, которое часто видел во сне. Где-то внутри, напоминающее то чувство, когда прыгаешь с парашютом и желудок прилипает к горлу, зашевелилось что-то неприятное и холодное. Какая-то еще смутная мысль о том, что это поворот на автобане, по которому – глядя правде в глаза – ему давно осточертело катить так, как он катит. Что он действительно хочет, чтобы его любили, и его не любит никто. А может, и никогда не любил – потому что, опять же, придерживаясь фактов, он попал на этот свой автобан потому, что не хватило сил ни на что другое, и никто не посигналил ему, указывая верный путь. Ковальски настигло неприятное ощущение того, когда винишь других людей из-за собственных слабостей.
Блоухол прямо перед ним. Это лицо, его мягкий овал, обрамленный мягкими же волосами, как сирена на острых скалах. Один шаг, слово, кивок — и все закончится. Какая, по большому счету, разница, в каком подвале он соберет сверхзвуковой ускоритель — в подвале их старой базы или где-либо еще? Есть ли что-нибудь, что его удерживает от этого шага, слова или кивка?
Полоска света, падающая от двери, внезапно мигнула. Дверной проем заслонила чужая тень. Они оба обернулись, и лейтенант подумал, что, вероятно, представляют сейчас интригующее зрелище.
====== Часть 19 ======
Дверь открылась пошире, и по силуэту стало понятно, что это Рико – плечистый, сутулый, непослушные волосы взъерошены, а голова наклонена вперед, будто он собирается таранить лбом вселенную. Блоухол хмыкнул себе под нос – в его представлении это было буквальным олицетворением всего того, о чем он говорил не так давно. Рико повел носом в одну сторону, в другую, принюхиваясь, и щелкнул выключателем – по запаху его обнаружил, что ли?.. Ковальски осторожно опустил Блоуола обратно в его кресло – чувствовал, что это необходимо сделать особенно осторожно, потому что от мелочей слишком многое может зависить – и обернулся.
-Что такое? – спросил он, стараясь, чтобы голос звучал естественно. – Перевязка?
Рико что-то неразборчиво проворчал, но не состроил гримасу, по обыкновению. Стоял, переводя взгляд с одного лица на другое, как будто принимал решение, пока, наконец, не определился. Ковальски ждал, зная повадки сослуживца, какой-то реплики – рычанием и жестами, как это обычно и выглядело – однако Рико не стал делать ни того, ни другого. Вперевалочку прошагал к окну, сцапал лейтенанта за руку и повел за собой к выходу с мрачным целеустремленным видом. Ковальски оторопел, а в следующий миг подумал, что, если сейчас обернется, встретится взглядом с единственным здоровым глазом Блоухола и много чего там прочтет. Поэтому он не стал оборачиваться.