Штормовое предупреждение (СИ)

-Уже так поздно? – вслух удивился Ковальски, увидев перед собой темную, уходящую наверх и немного зловещую лестницу. Вдруг она напомнила ему пасть какого-то хищного чудовища, а темно-красная ковровая дорожка мигом показалась похожей на язык, балясины перил представились зубами, а легкий сквозняк – дыханием затаившегося монстра. Рико большим пальцем ткнул себя за спину, имея в виду темень за окном. Ковальски частенько работал по ночам и день от ночи в личном своем восприятии отделял с трудом. Идея о том, что в положенное время он не явился, и сослуживец добросовестно пошел его искать, нашел и привел за руку, показалась лейтенанту почти что смешной. Тем не менее, Рико потянул его требовательно за собой наверх – требовательно, но без применения силы, это ощущалось достаточно отчетливо. Если бы он хотел притащить куда-то спутника, он бы – девяносто девять процентов из ста – притащил. Волоком ли, взвалив на плечо или как-нибудь еще. Однако сейчас он оставлял этому спутнику свободу выбора: из его хватки можно было высвободить руку. То есть, Рико как бы спрашивал: собирается ли Ковальски отправляться на боковую или уйдет в ночную самоволку дальше болтать со старым врагом. Естественно, при самом этом враге таких вопросов он не задавал – и не из-за застарелой, будто по наследству от Шкипера полученной неприязни к Блоухолу. Вряд ли у Рико она была, такая неприязнь. Но это был вопрос, ответ на который он хотел получить от Ковальски, ответ, касающийся только желаний и стремлений одного конкретного человека, без влияния обстоятельств извне...

-Идем, идем, – лейтенант подтолкнул спутника в спину. – Нечего торчать в коридоре. Одиннадцатый час, значит, все нормальные уже спят.

К нормальным он относил всех обитателей дома, кроме самого себя, да еще, может, Джулиана, которого никак не повернулся бы язык причислить к этим самым нормальным. Да вот теперь из этого определения выпал и Блоухол…

Они поднялись наверх, и гуськом – Рико впереди, Ковальски следом – дошли до своей двери. Их комната была крайней с одной стороны, а Шкипера и Прапора – с противоположной. Торцевая стена и фасадная были под ответственным присмотром командира, а вторая торцевая и, соответственно, задняя стена дома отходили второй части отряда под надзор. Из этих соображений безопасности можно было и потерпеть неудобства. Для отопления в угловую их комнату был затащен откопанный в кладовой масляный обогреватель, но его определенно не хватало на всю площадь. Кровать была одна, что для сохранения тепла было только на руку. К тому же, замерзнуть рядом с Рико было сложно: он всегда сохранял стабильный температурный режим, и об него можно было греться. С их поселением комнаты приобрели довольно странный вид – те, что внизу, готовили к грядущим праздникам, и там было сосредоточение всего самого светлого и уютного. Елка, гирлянды на стенах, венки остролиста на дверях. Чем дальше от гостиной, тем слабее чувствовалось веяние праздника. На первом этаже на каждой двери красовался небольшой рождественский венок, на втором уже хватило только на гирлянды по стенам – вернее, на те гирлянды, что не поместились внизу или были отбракованы в процессе украшения елки. На третий этаж не попало практически ничего. Отсюда приятно было спускаться вниз утром, как будто погружаясь в праздник, и печально подниматься для отхода ко сну – чем ближе была их комната, тем сильнее слышался в воздухе привычный, давно набивший оскомину запах оружейной смазки, пороха, металла и сыромятной кожи. Весь дом, от крыльца до чердачного окошка, выдавал с головой свою хозяйку – старомодной мебелью, вылинявшими коврами, давно устаревшими и кое-где отстающими обоями, фотографиями в рамках, вязаными салфетками и еще многим, многим прочим. И потеснить это убранство собственным милитари стилем было в некотором роде… странным. Да. Пожалуй, самое подходящее слово для этого положения дел. Хорошо хоть Марлин не заходила к ним сюда – наверное, стеснялась шататься по мужским спальням – не то бы удивилась. А может, закатила бы глаза и всплеснула руками. Первое, что бросалось в глаза в их комнате – станковой пулемет, треногой попирающий премилый коврик с розами и астрами. Второе – винтажная вешалка, на которой болтались армейские подсумки. Третье – портативный ноутбук серии «кирпич», которым проще разбить что-то, чем разбить его, открытый на круглом, засланном беленькой скатеркой, столике и являвшийся интересным дополнением в натюрморте из стеклянной вазы, фарфоровой пастушки и давно остановившихся часов.

Ковальски замер на пороге, обводя взглядом этот интерьер. После разговора с Блоухолом он во всем, буквально, видел какой-то отголосок его слов. И вот этот М-249 на цветочном коврике казался ему просто-таки композицией на тему «Я и мое место в этом мире».