Штормовое предупреждение (СИ)

Вода шумела уже ровно, скрывая посторонние звуки – Ковальски совершенно точно знал, что снаружи не слышно, как он опускается на колени. Резиновый коврик на полу душевой кабины мягко пружинил под каждым нажимом. Лейтенанту редко доводилось смотреть на Рико снизу-вверх, но сейчас был как раз такой случай: он обнял подрывника за пояс и поймал его взгляд.

Ковальски попытался абстрагироваться. Выгнать из головы все мысли о том, кто он и кто человек рядом, а также о том, как им положено себя вести. Некоторые вещи было сложно признавать – например, то, что ему нравится быть с Рико. Утолив с ним рядом потребность в тепле, залечив им дыру в душе, Ковальски осознал, что это далеко не все, что они могут делать друг для друга. Но если выше перечисленные вещи представлялись ему вполне себе безопасными, даже в чем-то желательными, то все, что простиралось далее...

Это Рико научил его не делать границ между тем, что чувствует душа, и тем, что чувствует тело. Это Рико научил его быть счастливым от того, что другой человек может сделать с тобой. Это Рико загонял его в угол и тискал, пока в глазах не становилось темно от неразрешенного напряжения, а потом давал ему долгожданную разрядку. Это Рико приручил его – и приучил к себе, и это Рико теперь вызывал у Ковальски совершенно дикое желание.

Лейтенант с первой попытки подцепил чужой ремень правильно и щелкнул пряжкой, заставляя Рико подобраться еще сильнее в предвкушении. Глядя на подрывника снизу-вверх, Ковальски видел, как он запрокинул голову, закусив губу – несмотря на доминирующее свое положение, сейчас совершенно беззащитный. Это успокаивало Ковальски. Рико никогда на него не давил, ни в чем. Он обрушивался всей мощью своего темперамента, только когда твердо знал, что из этого не выйдет ничего плохого. Что Ковальски хочет оказаться в этой буре и ждет ее. Наверное, тощий и светлокожий, он казался Рико хрупким, и тот боялся сломать, причинить ненароком вред, а в дальнейшем – утратить то, чем так дорожил.

Ковальски вытянул шею, внезапно напомнив длинношеюю лошадь, когда та перегибается через барьер, зубами поймал собачку молнии и потянул ее вниз. Звук замка-молнии потонул в шуме воды. Ковальски помог себе рукой, избавляясь от чужой мешающей одежды – мокрой, отяжелевшей и липнувшей к телу. Рико крупно вздрагивал. Стояло у него так, что головка прижималась к животу. Ковальски положил длиннопалые руки на чужие бедра, так чтоб большие пальцы уперлись в тазовые кости и с силой провел – вверх, потом вниз. Рико глухо выдохнул, а по напряженному стволу стекла новая струйка смазки.

Ковальски погладил его живот – сейчас сплошь комья взведенных мышц – и спустился обратно на бедро. Рико в поисках опоры уперся рукой выше своей головы в стену, а вторую опустил на затылок лейтенанта. Он не подгонял, только зарылся пальцами в волосы, беспорядочно поглаживая и то и дело соскальзывая на ложбинку шеи, туда, где напарник уже так привык его чувствовать.

Ковальски знал, чего тот хочет, и знал, что Рико никогда не попросит об этом. Что подрывнику кажется неловким и само то, что ему присуще подобное желание. Болезненно-чувствительный там, где он особенно остро нуждался в ласке, Рико задохнулся, когда Ковальски впервые прикоснулся, где нужно, и только безграничное доверие к его особе позволило лейтенанту исследовать все чуткими длинными пальцами. К концу процедуры Рико уже бессильно тек ему на руку, смиряясь с поражением и с тем, что теперь о его особенности знает кто-то, кроме него самого.

Ковальски чуть нагнул голову, и Рико, почувствовав это, немного сместил вес тела, согнул одно колено, давая доступ. Ковальски выдохнул, совсем близко от его кожи, и, снова же зацепив за ремень спущенных штанов, подтянул Рико поближе. И нежно, очень мягко облизал его, зная, что от этого подрывника прошьет спазмом. Брать в рот он наловчился без особого труда, разве что целиком не мог, никак не умея подавить рефлекса. Это было все равно приятным – приятным для них обоих, потому что, утыкаясь лбом в живот Рико и закрывая глаза, Ковальски сам для себя отрицать очевидного не мог: ему нравилось насаживаться ртом, чувствовать внутри жар и твердость, ощущать, как почти силой чужая плоть разводит ему губы, натирая их и заставляя прилить кровь.

Ему никогда не пришло бы в голову, что это может быть приятным, но, очевидно, внутри полости рта он был чувствителен. С другой стороны, это было настолько явным доминированием – но доминированием безопасным, сохраняющим все же статус равноправного партнера, а не подневольной игрушки – что лейтенанта поневоле вело. Ему нравилось, когда его телом наслаждались, получали от него удовольствие, нравилось подчиняться больше, чем подчинять. Нравилось и прежде, до Рико, хотя эти воспоминания сейчас поблекли и оставались в памяти только набором безликих фактов. Это положение вещей давало ему возможность ощущать себя нужным и желанным. Это было свойством личности – не тела, и найдя в Рико более сильного партнера, берущего его, Ковальски испытал полное и безоговорочное удовлетворение.