Штормовое предупреждение (СИ)

Ко всему прочему, Рико не относился к этой ласке как к чему-то, показывающему статус. Учитывая, что в его обыкновении было использовать рот, как еще одну конечность, не стоило и ожидать чего-то иного: почему бы не брать что-то ртом, собственно? Но Ковальски, хорошо знающий, как больно могут бить грабли, именно что ожидал. И, быть может, Рико не понимал, чем вызвана его нервозность и неуверенность, но зато подрывник осознавал их наличие и – что куда более ценно – знал, как с ними быть. Он буквально создал новый условный рефлекс для Ковальски, просто опрокидывая на спину, чтобы делать с ним, что захочется, и был полностью доволен всем происходящим, плевать желая на то, кого там принято считать ведущим или ведомым. И Ковальски, все подспудно ожидавший какой-то пакости от своей судьбы, в итоге все же правда привык, научился расслабляться, не ждать неприятностей и доверять Рико в этом аспекте так же, как доверял ему в прочих. И ему, в итоге, все это нравилось тоже.

И то, что было сейчас – в особенности.

====== Часть 28 ======

Зная, как остро это ощущение для Рико, как он уязвим в этот момент, лейтенант накрыл его ладонью, ощущая пульсирующее желание, поглаживая, не прекращая движения головой ниже. Вылизывал, осторожно, не надавливая и чувствуя, как на его ладони скапливается густая вязкая влага. Хватка Рико у него на затылке стала сильнее, он подался бедрами вперед, опасно балансируя, почти вжав Ковальски в стену. И тот покорно это позволил. Он не ударился затылком, потому что Рико подстраховал его, и спустя секунду Ковальски оказался словно в ловушке, с обеих сторон затиснутый, пойманный подрывником, который, не пригибая чужую голову и не давя на затылок, вместо этого задвигался сам.

Ковальски тихо простонал, подстраиваясь под чужой темп. Рот соскользнул с облюбованного места, и лейтенант приоткрыл его, позволяя Рико тереться о него, лаская, сжимая губами, но не удерживая и чувствуя, что эта забава и его не оставляет равнодушным. Впрочем, он-то только и мог, что вцепиться в бока подрывника покрепче. Наконец, он все же поймал губами чужую налившуюся головку и расслабился, позволяя Рико наслаждаться его ртом, как ему хочется. Только и мог, что тихо постанывать и цепляться за смуглые бедра подрывника, давлением пальцев прося дать ему больше или быть аккуратнее.

Рико проскальзывал и выходил почти полностью, так что лейтенант успевал почти сомкнуть губы, с тем, чтобы через секунду новое движение навстречу заставляло его снова брать ими чужую плоть. И когда Рико был так глубоко, как Ковальски мог взять его, он издавал тихое, на грани слышимости, рычание: непередаваемый, почти бархатистый звук на выдохе. Затем он подавался назад, и лейтенант пускал в дело язык, чувствуя выступающие вены и пульсацию, позволяя Рико потереться всей длиной.

И снова. И снова. Столько раз, сколько Рико хотел. Так, как он хотел. Полностью подчиняясь ему, потакая его желанию, позволяя делать с собой, своим ртом, что угодно. Рико периодически менял положение ладони, заставляя то запрокидывать голову, то немного склонять, входя под другим углом, ощущая чуть иначе чужие податливые губы. Хриплое бархатистое рычание теперь практически не прекращалось, выходило вместе с дыханием – оно и было этим дыханием, щекоча лейтенанта по нервам. Он не выдержал и застонал в очередной раз, когда получил Рико полностью, и этот звук добил подрывника. Он впился пальцами в затылок так, что Ковальски ощутил его ногти, бедрами почти вбиваясь вперед, и каждый раз лейтенант принимал его ртом с рваным, заглушаемым практически немедленно же стоном. Он отлично понимал, что они уже не затормозят, и это – как тот промежуток, когда ты пролил кипяток, но он еще не попал на твою кожу, а ты уже понимаешь, чем все кончится. Нет времени задумываться о том, как бы можно было избежать этого, ты только движешься от одного события к другому. Так что Ковальски даже не пытался что-то изменить в происходящем – по большей части еще и потому, что ему это нравилось. Он сам сохранял трезвый – во всяком случае, более трезвый, чем у кое-кого – рассудок, при этом доведя Рико до полной потери контроля. Вернее, доводя. С каждым новым движением все ближе подталкивая к обрыву, отчасти заботясь о нем таким образом, думая о том, чтобы дать ему удовольствие, а отчасти забавляясь, чувствуя – несмотря на свое положение – что именно он сейчас ведет. Лейтенант ласкал его, пока Рико не прижался, наконец, особенно тесно, упершись лбом в стену и крупно вздрагивая каждый раз, когда выплескивался новой струей. По лицу Ковальски из уголков губ потекло. Лейтенант, не торопясь, дал Рико кончить, теряя часть семени, пока все еще обжимал его губами, а потом осторожно выпустил, сглатывая то, что еще осталось во рту.

Рико, оттолкнувшись от стены, опустился на колени и, прежде чем Ковальски успел хоть слово вставить, – поймал его лицо в ладони и полез с поцелуями. Никакие соображения гигиены или чего-то еще его не волновали.