Штормовое предупреждение (СИ)

-К тому, что ты можешь не опасаться. Я знаю, что тебе есть чего, но оно все находится за пределами команды.

Шкипер уставился на него тяжело и мрачно.

-Это почти оскорбление, знаешь ли, – заметил он. – Говорить опытному ветерану, что он может чувствовать себя в безопасности в обществе…

-Своей команды? Почему нет?

-Иди ты к черту, Ковальски! С тобой дохлое дело спорить! Прав ты, не прав – ты все равно долдонишь свое. И не отвлекайся давай вообще, смотри, докуда я докопал, и докуда ты! Хватит баклуши бить!

-Есть, сэр!

-И не ухмыляйся мне тут!

Ковальски, вопреки начальственному указанию, поневоле растянул губы в улыбке. Шкипер принял, было, грозный вид, но после махнул рукой и отвернулся.

-Ладно уж, – проворчал он. – Лыбься. В спину ты и правда не выстрелишь…

И он снова занялся снегом.

По телевизору крутили допотопного «Волшебника страны Оз» тридцать затертого года выпуска — это достояние кинопроизводства вытаскивали из закромов на каждые зимние праздники, сдували пыль и пускали на поток. Ковальски при этом всегда странно было помнить, что все эти люди на экране давно умерли. Фильм смотрело несколько человек, устроившись на полу, прямо на подушках, и уведя со стола бутылку колы и миску с чипсами. Жизнерадостный хруст на самых душещипательных моментах несколько сбивал с толку, хотя — надо быть справедливым — наверняка они все знали это кино наизусть с детства.

За столом вторая компания вяло играла в карты, поставив на кон последнее миндальное пирожное. Джулиан, заняв своей особой половину дивана, терпеливо полировал бархоткой какую-то блестящую бижутерию, иногда отставляя руку подальше, любуясь своей работой. На фильм он внимание обращал постольку-поскольку, но на галдящих на полу периодически поглядывал недовольно, будто они мешали ему смотреть.

Ковальски украдкой зевнул в кулак. Он был не против этих милых уютных посиделок, но предпочел бы все же на чем-то сосредоточить внимание. Джуди Гарланд намозолила ему глаза уже давно, и он всерьез подумывал, не напроситься ли на следующий кон к игрокам — если ему повезет, пирожное он может отдать и Прапору, тот их обожает…

Внезапно он перехватил на себе взгляд Рико. Лейтенанту казалось, тот задремал после ужина в кресле и сидел там так неподвижно, что о нем позабыли. Но сейчас – как и тогда, в сумраке у камина — его выдал блеск глаз. Рико глядел на ученого тяжело, голодно и неотрывно. Ковальски почувствовал невесомое онемение внутри и непроизвольно облизнулся. Рико подался вперед, не сводя с него взгляда. Казалось, кроме них, сейчас в комнате нет никого, и, в то же время, он чувствовал, что они не одни. И это было так… странно. Ковальски непроизвольно сглотнул. Рико смотрел на него, ничего другого не предпринимая, но этого хватало с головой. Надо же, оказывается, взгляд может быть эрогенной зоной…

Сумрак отгородил его от других людей, и их голоса доносились теперь будто бы из отдаления. Он сам себя ощущал призраком – не присоединившись ни к одной компании, он просто наблюдал их со стороны – не более того. А это, в свою очередь, означает, что, если он сейчас исчезнет отсюда, этого никто не заметит. Никто кроме Рико, который не спускает с него глаз…

Решение созрело мгновенно, спонтанно, и он даже не успел его толком взвесить: просто встал, потянулся коротко и неторопливо направился к выходу. Ощущение тревоги и азарта немедленно защекотало нервы: над любым решением Ковальски всегда думал досконально и тщательно, а поступать, повинуясь сиюминутному порыву, ему свойственно не было. Но Рико… Нет, это стоило того. Определенно стоило.

Дом по ту сторону двери спал. Он был огромным тихим, заполненным прирученной зимой и отчужденностью. Очаг жизни остался позади, в гостиной, где сидели все, взятые в окружение покоем и темнотой, в которую сейчас понемногу углублялся Ковальски.

Свет здесь не горел, только гирлянды на стенах моргали цветными огоньками, отражаясь в стекле плафонов и развешанных по стенам фотографий. Он прошел по коридору, обвитому белесыми одноцветными лампочками, делавшими его похожим на млечный путь, и стал неторопливо подниматься по лестнице, не слыша за собой шагов. Да, впрочем, он и знал, что не услышит их: преследуя добычу, Рико никогда не позволял себе выдать собственное присутствие.

Подрывник нагнал его на третьем пролете. Буквально смел, прижав к стене, но не стиснул, сдавливая легкие, а словно бы только наметил свое достижение. Поймал беглеца, припечатав ладони к стене по обе стороны жертвы и сразу же потерся своим горбатым сломанным носом о чужой, длинный и тонкий. Ковальски чувствовал его настрой и впервые в жизни не захлебывался в рвущих его на части эмоциях – и собственных, и ему не принадлежащих. Да, это была буря, со шкальным ветром, с ревом огромных волн, а у него – всего лишь хлипкое парусное суденышко, но он знал, как управлять парусом. Этим парусом – знал.